Я думаю о том, что же скажет моя руководительница, а Коля, по-моему, пытается не заснуть. Он зевает так громко и самозабвенно, что я опасаюсь, как бы у него рот не порвался.

Чуть позже оказывается, что наши с ним пути и дальше совпадают.

Мне надо на третий этаж. Ему тоже. Мне в лабораторное крыло. Ему тоже. Я жду свою руководительницу с совета, Миронов ждет своего.

Мы устраиваемся на подоконнике, напротив входа в аудиторию. Обсуждаем новых сотрудников в отделе аспирантуры, перемываем им кости и приходим к выводу, что старые были лучше. Потом вспоминаем интересные моменты с конференции, затем как-то незаметно переходим на булочки в нашей столовке.

Все это очень интересно, но мой бедный собеседник совсем не в форме. Он и так посидит, и эдак, и к косяку привалиться, и переносицу потрет, и к бутылочке с минералкой приложиться, и повздыхает. Классический отходняк после буйной вечеринки. Мне его немного жалко, но в основном смешно, потому что он выглядит как потрепанный жизнью плюшевый медведь. Перегулял, бедолага.

— Все не могу больше, — Миронов снова зевает и измученно сползает мне на плечо, — Я посплю здесь, ладно?

— Эй, — пихаю его локтем в бок, — не наглей!

Ему пофиг. Бухтит, не открывая глаз:

— Ты такая мягенькая, так вкусно пахнешь. Как моя мама.

— Ну, спасибо тебе! — дергаю плечом, пытаясь его стряхнуть.

— Не трясись, ты спать мешаешь.

— Коль!

— Цыц! Подушка должна быть тихой и молчаливой.

Он прикалывается, без дурного умысла и двойного подтекста, поэтому просто отпихиваю от себя его сонное тело, ловко спрыгиваю с подоконника и уже хочу отвесить какую-нибудь глумливую шутку по поводу того, что по ночам надо спать, а не заниматься всяким непотребством, но слова застревают комом в горле.

К нам идет Краев. И судя по мрачному, волчьему взгляду, он успел не только все увидеть, но и сделать неправильные выводы.

Да, вашу ж дивизию! Теперь еще и с ним отношения выяснять.

Да что ж за день-то такой дурацкий?

***

Я не позволяю ему подойти к нам, потому что по глазам вижу — сейчас вывезет. Прилюдно. А мне очень не хочется прилюдных разборок на пустом месте. Тогда придется краснеть перед Мироновым, он-то ни слухом, ни духом, что его пытаются записать в мои любовники. Неудобно как-то получается. Поэтому сама иду навстречу Краеву, улыбаюсь как ни в чем не бывало, но внутри зреет протест. Почему я должна проявлять чудеса изворотливости на пустом месте? Меня не в чем упрекнуть, но обстоятельства складываются так, что постоянно без вины виновата.

— Привет, — тянусь к нему, чтобы поцеловать, но Миша отстраняется.

Понятно. Шоу начинается.

— Что-то не так?

— Смотрю, ты опять со своим драгоценным Колей обжимаешься?

— Глупости не говори, — продолжаю улыбаться. А что еще мне остается делать? — Никто ни с кем не обжимается. Просто сидим, ждем, когда руководители выйдут с совещания. Ты ведь тоже за этим пришел?

Последний вопрос он оставляет без ответа, вместо этого продолжает гнуть свою линию:

— А со стороны выглядело так мило. И на плечике полежал, и посмеялись. Прямо сахарные голубки.

Улыбку держать все сложнее, но я знаю, что если сейчас начать оправдываться, то обратного пути не будет.

— Бедняга вчера перебрал. Изнывает.

— Мне его пожалеть? — колючий взгляд исподлобья.

Ах ты, бука ревнивая.

— Дело твое, — беспечно жму плечами, снова не позволяя затащить себя в разборки, — мне вот не очень жалко. Потому что надо соизмерять желания и возможности.

Кто бы знал, как трудно мне было строить из себя умную, спокойную, рассудительную барышню, когда рядом стоял Краев и так явно бесился, что воздух искрил.

А тут еще, как назло, другие аспиранты начали подтягиваться, и среди них Люба. Увидев Мишу, она тут же приосанилась, поправила свои блестящие волосы и поменяла походку с режима «просто идти» на режим «крутить жопой так, чтобы все мужики в радиусе километра заметили».

К сожалению, интересовали ее не все мужики, а конкретно мой.

— Мишань, привет! — промурлыкала, проходя мимо нас. Ему — соблазнительная улыбка, мне — полный игнор. Будто не существую.

Мишаня. Мать вашу.

Дайте мне силы. Хотя нет, не надо силы. Лучше выдержки и спокойствия, иначе я прибью эту стерву.

Краев даже не оборачивается, кивает, не отводя от меня взгляда. Люба недовольно поджимает губы и проходит дальше, а я снова ощущаю тот гадкий, ядовитый ком в горле, который мешает нормально глотать. Моментально скатываюсь на ту же ступень, что и Миша. Он безосновательно ревнует меня к Миронову, я делаю тоже по отношению к Тимофеевой. Замкнуты круг, в который попали два ревнивых идиота.

— Миш, — подхожу к нему и обнимаю, уткнувшись носом в грудь, — хватит, пожалуйста.

Он как каменное изваяние. Жесткий, напряженный, но, когда я встаю на цыпочки и целую его в нос, все-таки оттаивает и обнимает в ответ.

— Он просто сидел рядом, — трусь щекой о его плечо, — мы просто разговаривали.

Что ж так сложно-то все? Разве нельзя просто любить и не изводить друг друга подозрениями? Это у всех так бывает, или просто мы чокнутые?

— Он меня раздражает, — признается Краев, — мне кажется, что куда не плюнь, везде он. Всегда рядом с тобой.

— Просто совпадение. И не более того.

— К-хм, — раздается выразительное покашливание, и мимо нас снова дефилирует Тимофеева. Ничего не говорит, но на губах мерзкая снисходительная улыбка.

Что ей все неймется? Сколько можно крутиться вокруг нас и греть уши? Заняться что ли нечем?

Я уже готова отвесить что-нибудь нелестное в ее адрес, но тут появляются Женька с Анютой. Идут за руки, физиономии аж светятся. Такие счастливые, что я мигом забываю про все остальное.

— Минуточку внимания! У нас новости! — громогласно объявляет Измайлов, привлекая внимание группы, и тут же смущенно улыбается, взъерошивая ладонью волосы на затылке, — в общем…я сделал предложение Ане. И она согласилась.

Что тут началось! Все загалдели, начали наперебой поздравлять. Сестра смущенно краснела, что-то пыталась сказать, смущалась еще больше. Но при этом глаза так сияли, что не было ни единого сомнения. Она счастлива.

— Мы решили, гулять так гулять. И в честь такого события приглашаем всех в субботу на небольшой сабантуй. Встреча в девять в нашем баре, напитки — за мой счет.

Эта новость обрадовала народ еще больше, потому что галдеть начали в два раза сильнее.

— Он вас разорит, — промурчала я, снова обнимая Краева.

— Не каждый день такое событие, — судя по голосу, его окончательно отпустило. Он целует меня в макушку и с усмешкой произносит, — пусть развлекается.

Я