Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты же соблазнил её, да? Отвадил Гершу?
— Ну… Я бы не хотел об этом.
— Денеб, — Ада поднялась. — Пойдём. Мне нехорошо…
В напряженном молчании мы добрались до машины. Ада улеглась на заднее сиденье, ловким движением закинув ноги на подголовник. Я ухмыльнулся своим воспоминаниям — как красиво она раздевалась в день нашего знакомства. И не важно, что алкоголь играл в крови.
— Ты помнишь? — спросил я через плечо.
— Ещё бы… — она вдруг улыбнулась, совсем как тогда, расслабленно и соблазнительно. — После той ночи у меня и колени и локти были стёрты напрочь.
— А ты как думала, это же соревнование!
— Да-да, и если бы я не сдалась, то выиграла бы!
— Я б тебе не позволил! Чтобы проиграть Фениксу, ну не-е-ет! — я рассмеялся. Странным образом отсутствие Льё делало наши отношения с Адой такими лёгкими и приятными.
— Эй! Ты вынуждаешь меня предпринять ещё одну попытку! Знаешь, как я тогда испугалась утром… Когда прочитала надпись на шее?
— Теперь ведь не страшно уже, да?
— Ден…
— Аюшки?
— А ты всё ещё хочешь меня, как раньше? Или из-за того, что было…
— Лапушка, ты же у меня не дурочка, правда?
— Ну скажи.
— Погоди, — я свернул в первый попавшийся тупик, остановил машину и перебрался к Аде на заднее сиденье. — Могу ответить только так.
Без всяких церемоний, я скользнул руками под её кофту, быстро стянул и принялся за джинсы, не забывая при этом покрывать тело птички голодными поцелуями. Она улыбалась, чуть ехидно и победоносно. На долгие прелюдии сегодня у меня не хватило бы никакого терпения, и Ада прекрасно это понимала, скорее находилась в точно таком же состоянии. Я с огненным нетерпением, с силой и некоторым остервенением набросился на неё, поставив на колени и подхватив под живот.
— Как же я хотела этого, — прошептала она, будто выхватывая слова из фразы, — тебя…
— Ты же моя, птичка. И только.
Желание было таким сильным и отчаянным, что я испугался потерять контроль над ситуацией и выйти из тени. А Ада только провоцировала меня, заставляя своими ладонями мою ладонь опускаться ниже. Свободной рукой я чуть прихватил её за шею и прижал к себе. Она немного выгнулась и задышала часто, неглубоко, повинуясь моим движениям. И снова огонь, тот самый нестерпимый огонь в груди, рвущийся навстречу Фениксу.
Ада так сладко простонала, что я решил больше не церемониться, устроил нас на сиденье и отпустил контроль, будь, что будет. Телесные ощущения сливались с ощущениями сущности, заставляя сознание взрываться сотнями чувственных огней. Птичка что-то хрипела, закусив свою же кофту, попавшуюся под руки и со всей силы пыталась ухватиться за что-нибудь. Эмоций и горячности в ней только прибавилось с момента нашего расставания. Я так ждал её, сотни раз представлял, как мы встретимся, как снова будем спать в одной постели. Мне до последнего момента хотелось верить, что она только моя и всегда ей останется. Если бы не Льё…
— Птичка… — шепнул я, касаясь губами горячего ушка, когда Ада чуть успокоилась после того, как мы немного притормозили.
— Не отпускай, — ответила она, обхватывая мои руки и целуя их.
— Ну-ну, ты чего?
— Мне страшно, Ден. Всё время страшно. Ты помнишь, да?
— Да, лапушка. Да. Поэтому ты не будешь оставаться одна ни на минутку.
— Нет! Оставаться с тобой. С тобой хочу, — Ада вдруг расплакалась. Снова. Я растерялся, не понимая, что могу сделать. И делал то, что помогало ей тогда, в самом начале: осторожно гладил по волосам, ласково целовал и как мог пытался передать чувство спокойствия и умиротворения, поделиться своей внутренней уверенностью и огнём.
Нас окутало облако лёгкого тумана, чуть поблескивая крошечными искорками моего огня, и Ада откликнулась. Её ладошки тоже сверкнули, она затихла, удивленно рассматривая их, и растерянно обернулась на меня. Я же всеми силами пытался не выйти из тени окончательно, вернулся, и улыбнулся ей в ответ.
— Что это? — благоговейно спросила Ада.
— Не знаю. Похоже, в тебе есть частичка моей сущности, — сказал я и только догадался, что это может значить.
— Денеб? — она беспокойно зашевелилась, пытаясь осмотреть себя, и изумленно села.
— Не спрашивай, я сам не очень понял, что сказал, — я помог ей одеться и перебрался на переднее сиденье. Ада последовала за мной.
— Кажется, я не могу сказать этого вслух, — проговорила она, когда мы снова поехали.
— Я тоже, — мои руки слегка дрожали, и, чтобы не терять самообладание я внимательно следил за дорогой, просто не сводил с неё глаз.
— Ден, пожалуйста, ничего не говори Льё, пока мы сами с тобой не разберёмся, — встревожилась Адочка, подбираясь ко мне. Я не удержался, и взял её за руку, крепко сжав.
— Никому. Это наше с тобой дело, лапушка. И, боюсь, что если кто-то узнает, вне Буфера, я имею ввиду, то дело может принять совсем не тот оборот, который могло бы… Ада! — мы уже были около дома Льё, и я остановился. — Я сделаю всё, чтобы уберечь тебя от чего угодно. Даже от Льётольва и твоих чувств к нему.
— Мне нужно разобраться, Ден. Понять.
— Как знаешь. Я всё сказал, что хотел.
В квартире Льётольва гуляло эхо: он любил минимализм, поэтому мебели здесь почти не было. Вдоль стен гигантской комнаты-студии стояли чистые полотна и картины, несколько мольбертов пристроились у окна, там же, на полу, лежали краски, у другой стены ютился кухонный уголок с плитой, холодильником и барной стойкой. Пустота. И только в углу крошечная дверь в спальню.
— Эта квартира совсем не похожа на Льё, — удивленно шепнула Ада.
— В смысле?
— Ну… Он кажется совсем другим, его хочется видеть в изысканных интерьерах…
— А… Нет. Настоящий Льё вот такой — холст, на котором что-то нужно написать. Он неотделим от своего творчества. Всё остальное его мало волнует. Только он сам и картины. Истинный экзистенциалист. Уникальный в своём роде.
— Так странно, — она нерешительно открыла дверь в спальню.
Мне обстановка была хорошо знакома, сколько времени мы провели тут вместе с другом, обсуждая всякую ерунду и серьезные рабочие планы… Узкая кровать, шкаф, встроенный в стену, а вместо тумбочки у кровати табуретка. Обычная деревянная табуретка, выкрашенная Льё в белый цвет. И три окна. Ада сразу подошла к ближайшему, с интересом рассматривая вид.
— Будапешт напоминает…
— Ага, Льё из-за
