Публика в то время очень любила казни. Например, сожжение на костре, повешение, четвертование или отсечение головы. Ведь зрелищ было мало тогда. Ясно ни кино, ни телевидения, ни театра тогда не существовало, а лишь балаганные шуты, циркачи и музыканты. А казнь известного человека было целым событием. Народ шел на казнь как на праздник. Наряжались в свои лучшие одежды, надевали самые дорогие украшения. Причем стекались люди к месту казни из самых отдаленных мест. И заранее: чтобы занять лучшее место. Всем хотелось посмотреть на ужасное и захватывающее зрелище. Празднично были одеты и представители местной власти: епископ, священники, бургомистр, судьи и судебные заседатели.

Обычно отступника привозили на тележке и в сопровождении палача. До места казни преступник добирался сквозь толпу зевак, которые не упускали случая посмеяться и поиздеваться над осужденным. Жертву приковывали цепями к столбу, либо привязывали, обкладывали хворостом, дровами, соломой. Перед тем как начать казнь священник предостерегал народ от коварства Дьявола и его слуг. Затем палач подносил к костру факел, и возгоралось пламя. В страшных мучениях, истошно крича, жертва умирала. После того чиновники и простой люд расходились по домам, подручные палача продолжали поддерживать огонь до тех пор, пока от жертвы не оставался один пепел. Палач собирал пепел в кучку и рассеивал под эшафотом.

Преступника могли так же запросто сварить в котле с кипящим маслом. Это поистине ужасная смерть и ужасная казнь.

Существовала тогда и мучительная тройная казнь. Этой экзекуции был «удостоен» позднее в 1563 году гугенот Жан де Польтро за то, что убил вождя католиков герцога де Гиза. Эту страшную казнь обычно применяли к предателям, но для киллера сделали исключение. Наказание начинали с виселицы. Человек должен был испытать ужас и боль удушья, но остаться в живых. Затем полупридушенного преступника растягивали и четвертовали. Как это происходило. Человека привязывали веревками за руки и за ноги к четверке дюжих лошадей и по команде судьи всадники устремлялись в разные стороны… Можно представить, что чувствовал человек, когда его еще живого растягивали по сторонам четыре лошадиные силы и потом разрывали на части… Адские муки! Адские страдания! Мозг разрывался от ужасающей боли! Да это была действительно страшная и жестокая казнь! После разорванное окровавленное тело выставляли на всеобщее обозрение, чтобы доходчиво и наглядно объяснить всем, какой конец ждет изменников родины и веры.

На публичную казнь приходили не только для того, чтобы посмотреть на казнь преступников, но и для лечебных целей(?) Описывают такой случай.

… Как только веревка была перерезана, а безжизненное тело упало на эшафот, одна из женщин все время находившаяся у помоста схватила мертвую руку преступника и стала проводить ею по своим щекам, шеи, груди(!) Следом начали ловить руку и другие женщины и касаться ее разных частей тела. Тянули за собой детей для того чтобы их тоже коснулась безжизненная длань казненного. Стражники и палач принялись отгонять безумных женщин от эшафота.

А вот другой случай, произошедший в Англии. Его описал один иностранный купец, бывший в это время по делам в Лондоне. Он наблюдал за казнью одного государственного преступника и вот что он увидел…

«Утонченная и прекрасная юная леди вся бледная и дрожащая, стояла в объятьях палача, а он открывал ей грудь на глазах у тысячи людей и прикладывал к этой груди мертвую руку повешенного».

Ужас! Кровь стынет в жилах о такой картины. Даже в фильме ужасов не увидишь подобного. Окровавленная, холодная и обмякшая рука лежит на пышущей здоровьем и красотой девичьей груди. Точно клиника!

Но надо знать нравы той эпохи. Дело в том, что по народным поверьям мертвое тело служило отличным медицинским средством от золотухи, бородавок, чирьев, прыщей и других кожаных заболеваниях. В это свято верила, как и чернь, так и знать. Богачи, как и вышеупомянутая леди, платили палачам деньги за «медицинские услуги», и их допускали на эшафот, а вот простой люд стремился «полечиться» забесплатно, поэтому их и гоняли стражники.

Люди верили в то, что у обезглавленного трупа целительная и обладающая магической силой кровь. Что она излечивает от подагры, экземы и даже эпилепсии. Порой на экзекуциях люди теснились около эшафота с чашками, кружками, ковшами и носовыми платками, чтобы поймать хоть каплю крови или ручеек. Палачи обогащались, торгуя сувенирами смоченными кровью умерщвленных преступников. Находились и ловкие дельцы, которые выкупали безродные трупы, чтобы затем распродать его по частям. Особенно ценились пальцы воров — считалась, что они привораживают удачу, везенье и богатство.

Надо сказать, что профессия палача была весьма престижная в то время и хорошо оплачиваемая. У работников этого ремесла была даже своя гильдия (что-то наподобие современных профсоюзов), которая составляла свои правила, памятки, руководства и стандарты. К концу XV века многие английские города имели официальных вешателей-палачей. Например, в 1534 году в Лондоне был популярен палач по фамилии Крэтвелл. Он вешал легко и непринужденно, он хорошо знал свое ремесло. У него осужденный мгновенно умирал от перелома шейных позвонков. Крэтвелл служил четыре года и сам был повешен за банальный грабеж при стечении двадцатитысячной толпы.

И вот приговор и дата казни французской волчицы — Женевьевы де Сез — была объявлена глашатаем. Преступнице в темнице сказали традиционную для этого случая фразу: «il aura la tête tranchée sur une place publique au nom du peuple français». Это означало, что ей «отсекут голову на публичном месте именем французского народа». А затем согласно тому же ритуалу объявили: «Мужайтесь, мадам де Сез! Час искупления настал!» и предложили бокал вина. Графиня не отказалась его выпить.

С утра окрестный народ стал стекаться к месту казни. Преступницу привезли в зарешеченной повозке, связанной. Стражники открыли навесной замок, дверцу и вытащили преступницу наружу. Провели сквозь улюлюкающую и орущую толпу к деревянному эшафоту.

Некогда властная и богатая женщина предстала перед публикой обыкновенной и лишенной всех титулов и благ преступницей. В простом крестьянском платье, босиком, с распущенными волосами. Она была бледна, спокойна, молчалива, но душа ее оставалась непокоренной. Ничем и никем. Ни богом, ни дьяволом, ни людьми. Лишь только одному человеку на свете она могла подчиниться — своему мужу. Но он сидел далеко в ложе почетных гостей и не делал никаких попыток к ней подойти.

Женевьева презрительным надменным взглядом обвела шумящую и злословящую толпу. Им бесовским выродкам не понять ни ее, ни ее страстную любовь к мужу, ни ее поступков. Поступков, а не убийств. Так мадам расценивала свои преступления по отношению к любовницам супруга. Ею двигало лишь возвышенное и благородное чувство — любовь к мужу. И это цель оправдывала средства. Ведь все это делалось ради сохранения любви и ради любимого! И пусть ее простит Франсуа. За то, что она так поступала с его мимолетными увлечениями. И Всевышний тоже пусть ее простит. Она лишь боролось за свое женское счастье — только и всего!

Ее муж — Франсуа де Сез — сегодня был одет во все черное. Как не крути, а Женевьева все-таки была его женой. И когда-то любимой женой. А траурный цвет одежды давал понять публике, что граф не смотря на злодейские преступления жены, будет скорбеть о скорой потери своей драгоценной половинки. Граф даже шептал какие-то молитвы и старался не смотреть в сторону эшафота. Совесть немного мучила дворянина: ведь не будь его многочисленных измен, то и Женевьева осталась бы жива. Впрочем, она сама виновата в случившемся. Пусть граф немного грешен, но грехи его жены не идут ни в какое сравнение с его грехами. Пусть он похотливый дамский угодник, но она-то — настоящая убийца! Она лишала людей жизни — а это самый страшный и ужасный грех на Земле. Она заключила сделку с Дьяволом и поэтому должна ответить перед Господом за свои проступки. Главное чтобы после казни ее призрак не появлялся в его родовом замке — а то граф сойдет с ума.