Мы с Симой стояли рядом с Джо, как группа моральной поддержки, когда фотография Венеры грузилась в компьютере. Все мы дружно вздохнули с облегчением, когда увидели явные признаки пола (я имею в виду грудь). Радость омрачало лишь то, что она не была похожа на боттичеллиевскую Венеру, зато вполне могла сойти за пришелицу с одноименной планеты.

Тем не менее полгода спустя Толстый Джо превозмог агорафобию и полетел в Кливленд, штат Огайо, чтобы познакомиться с ней. Через две недели они поженились. Поверишь тут в судьбу. Мы с Симой послали им на свадьбу деревянную салатницу. С тех пор Толстый Джо живет в Огайо.

Сима любила рассказывать эту историю в подтверждение того, что у каждого человека есть своя половинка.

— И Ричард — твоя половинка, — заверила она меня. — Не знаю, что на него нашло.

Я надеялась, что ничего такого, чего не мог бы исправить разговор по душам. Так или иначе, Сима пообещала уйти из дому, чтобы оставить нас в квартире одних. На нейтральной территории, как она выразилась. Но когда Ричард явился, опоздав на двадцать минут, он отказался даже переступить порог.

— Ты ела? — отрывисто спросил он.

— Я не ем уже две недели, — ответила я.

— Да? Слушай, а я проголодался. Давай сходим перехватим чего-нибудь?

— Мы же хотели поговорить! Сима специально ушла, чтобы мы могли спокойно все обсудить.

— Поговорим в ресторане, — бросил он. — Пошли.

Но разговаривать в ресторане было невозможно. И вскоре я поняла, что Ричард именно этого и добивался. Кафе «Руж» в воскресный полдень. Боже мой! Да на самом популярном телешоу мы были бы в большем уединении!

Я тихонько сидела и слушала, как Ричард заказывает обед из трех блюд и просит подать все побыстрее. Он спросил, не хочу ли я чего. Я попросила официанта принести чашку чаю, но мне и этого не хотелось. Я смотрела, как Ричард ест острый стейк с аппетитом человека, только что покорившего Килиманджаро. Наш разрыв, разумеется, ничуть не повлиял на его аппетит. И в перерыве между блюдами, не дожевав еще хлеб, он бросил невзначай:

— Ну, как прошла свадьба?

— Спасибо, хреново, — сказала я. Что за дурацкий вопрос! — Я испортила лучший день жизни моей лучшей подруге.

— Как твои родители? — сделал он еще одну попытку.

— Ненавидят тебя.

— А. Слушай, а ты не звонила в Управление по поводу перепланировки моей квартиры?

— Что? — не поняла я.

— Ты не успела получить разрешение на перепланировку?

Мне хотелось схватить нож и вонзить ему в сердце. Хотелось схватить Ричарда за горло и ткнуть вилкой в глаз. Разбить тарелку и исполосовать ему лицо. Разбить бокал и вонзить осколки в пах.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой разрешение на перепланировку. Я пришла, чтобы поговорить о нас.

— Хорошо. Но ты звонила в Управление или нет?

— Нет!

Я заплакала. Ричард беспокойно заерзал на стуле, словно у него были глисты.

— Послушай, не надо плакать, — заговорил он. — Люди все время расстаются.

Люди все время расстаются? Это что, новая поговорка? Неужели он и вправду считает, что после четырех лет, проведенных вместе, люди расстаются — и все? Две недели спустя они вместе идут обедать, и она соглашается помочь ему достать разрешение на перепланировку его чертовой квартиры?

— Как ты можешь? — всхлипнула я.

— Что тут такого? — удивился Ричард, отправляя в рот огромный кусок лимонного пирожного. — Это может произойти с кем угодно.

— Что? Но мы же не кто угодно, Ричард! Мы же говорим о нас! О Малыше и Медвежонке! — Это были наши прозвища, но он не услышал боли в моем голосе. — Мы жили вместе. Мы любили друг друга.

— Послушай, — заявил Ричард твердо, — ты говорила, что, если я захочу расстаться с тобой, достаточно просто сказать об этом. Ты говорила, что не станешь пытаться меня остановить. Что не будет никаких истерик. Так вот, я хочу с тобой расстаться и говорю об этом. Держи слово.

— Какое слово?

— Тебя никто за язык не тянул, — напомнил Ричард, и кровь ударила ему в лицо, — ты говорила именно так. «Если ты захочешь расстаться со мной…»

— Хватит, — оборвала я. — Я сказала это на нашем третьем свидании. Третьем! И в то время это было так. Тогда ты мог отказаться от наших отношений, или у тебя могло не оказаться чувства юмора, или тебе не понравился бы цвет моих волос, — все это было еще приемлемо! После трех свиданий вполне можно сказать: «Слушай, мы прекрасно провели время, но мы не пара. Счастливо!» — и больше ничего не объяснять. Все это допустимо после трех месяцев знакомства. Но не после нескольких лет, когда делишь с человеком пополам квартплату и спишь в одной постели! Для того чтобы расстаться, прожив вместе несколько лет, нужна причина.

— Послушай, сердцу не прикажешь, — развел он руками. — Я ничего не могу с этим поделать, понимаешь?

— А как же я? — спросила я. — Я-то не хочу, чтобы мы расставались.

— Мы уже расстались, — отрезал Ричард. — Нельзя оставаться вместе, если один из двоих этого не хочет. И я — не хочу.

— Извини, — бросила я и выскочила из-за стола.

Я побежала в туалет, заперлась и согнулась пополам над сияющим унитазом. Ничего не вышло. Меня не вырвало, потому что было нечем. Но тело требовало освобождения. Тело требовало вывернуться наизнанку, так, чтобы Ричард увидел, сколько там накопилось боли. Тело хотело, чтобы все внутренности оказались снаружи и я могла бы сказать: «Вот, это мое сердце. Видишь, оно разбито, но, может быть, ты хочешь еще посыпать его солью, прежде чем бросишь меня навсегда?»

Я никак не рассчитывала на то, что наша встреча пройдет вот так. Конечно, я понимала, что мы не будем смеяться от счастья, но, по крайней мере, надеялась расшевелить сомнения по поводу нашего разрыва в его «тонкой» душе. Я надеялась всколыхнуть любовь, оставшуюся в его сердце, всю до дна. Надеялась, что Ричард хотя бы почувствует угрызения совести и, может быть, раскаяние. И признает, что поторопился с разрывом.

Но теперь стало совершенно ясно, что Ричард намного больше меня преуспел в науке расставаний. Он вел себя так, словно его удивляло, как это я могу еще страдать? Словно это так странно для него, а все эти четыре года мне просто приснились. Словно я преследую его со своей любовью, а он мне и повода-то не давал. Словно не он построил для меня замок из песка. Он был непробиваем, как бункер Гитлера. И так же человеколюбив.

Я вернулась в зал и направилась к столику. По пути я сказала официанту так, чтобы все слышали:

— Принесите счет вон тому козлу в углу, чтобы он поскорее выметался отсюда. Нечего мне глаза мозолить, раз не может внятно объяснить, почему мы расстались!

Официант кивнул и тотчас же принес счет. Ричард взял ручку, чтобы подписать чек.