Рикошету подойти к Мещеру и вызвать его на дуэль. Хотя бы на кулаках. Сказать: ты офицер, я офицер. Пошли, отойдём, чтобы нас никто не видел, и решим разом все вопросы. По моим расчётам, Мещер должен был испугаться и начать заискивать перед тем, кто его напугал. Надо сказать, что тогда выработанная психологическая чуйка ещё не была притуплена и мой расчёт полностью оправдался. Некоторыми советами я заслужил доверие у нового командира, и у нас установились дружеские отношения.

* * *

31 июля 2015 г. Р-н «Вольво-Центра»

Надо сказать, что в нашей роте было достаточно опытных и смелых бойцов, но ведение боевых действий не было планомерным, с какими-то мудрёными замыслами и кропотливой работой. Видимо, наш южно-казачий менталитет предполагал пить самогон, заниматься весельем, иногда хозяйством (прямо возле КП батальона разводили овец и свиней), а иногда воевать. Причём в операции важна была именно удалецкая составляющая. Подкапываться к противнику, занимать выгодные тактические рубежи — это всё могут делать скучные западные мозги. Русские воюют сердцем! Поэтому как-то на командира роты нашёл молодецкий задор, и он с ватагой отчаянных парней решил сделать казачий набег на блокпост противника. Замысел был отчаянный: сначала блокпост покошмарит миномёт, а затем, пользуясь тем, что противник в укрытии, несколько гренадер поднесут мешки с гексогеном прямо к блокпосту, отойдут на безопасное расстояние и взорвут. Проведённый перед этим эксперимент на территории ДКЗХИ говорил о том, что укров просто сдует в космос.

Нечисть взял с собой двух командиров взводов: Русского и Студента, третий, Казанова, остался прикрывать их на «Втором утёсе».

Операция началась. Второй миной наши попали прямо в дом, где тусовались укропы. Начался пожар. Они пытались его тушить, и Нечисть решил накрыть противника осколочным. Однако мина прилетела не в бегающих с водой укропов, а накрыла, разорвавшись метрах в 15, Нечисть со товарищами. Немудрено, так как корректировать огонь с такого расстояния очень опасно. Ротного ранило многочисленными осколками, один из них залетел под бронник и ранил его в лёгкое. Русский и Студент тоже были посечены осколками и контужены. По рации они попросили прикрыть их огнём и начали отходить.

Тянуть Нечисть со всей амуницией двум контуженым бойцам было тяжело. Их периодически рвало, они «отъезжали» — стало ясно, что без помощи они его не эвакуируют. Студент добрался до наших позиций и сказал, что нужны добровольцы — вытягивать ротного. Несколько человек без всяких колебаний побежали вытягивать Нечисть. По дороге они нашли какую-то металлическую лестницу и уложили на неё командира. «Серая зона» между Песками и нашими позициями заросла травой и кустами буквально в рост человека, что маскировало, но усложняло эвакуацию раненого. Кроме того, все постоянно проваливались в старые заросшие воронки, роняя командира, который и так уже потерял много крови. Устав от такого похода, ребята не нашли ничего лучше, как выйти на асфальтовую дорогу, т. е. прямо на Красноармейское шоссе, которое шло из Донецка в Пески.

* * *

В то утро я заступил на дежурство и ещё не знал обо всех событиях, которые происходили наверху.

В рации, настроенной на вражескую волну, я чётко услышал:

— Хлопцы, а кто там ходыть по дорози? Цэ наши? — похоже, украинский военный просто не верил в такую дерзость.

— «Бровары», «Галичина», «Небо»… у вас вси на мисти?

Укроп продолжал запрашивать все позиции, пытаясь избежать дружеского огня. Затем, вероятно, он увидел, как наши ускорили шаг, приближаясь к передовой позиции на «Вольво», и закричал в рацию:

— Цэ сэпары! Вогонь!

Противник открыл массированный огонь, но наши успели добежать до передовых окопов. Раненых нужно было эвакуировать дальше в тыл, однако этому мешал плотный миномётный обстрел. Причём огонь вёлся не только по передку, но и по нашему КП. Первой же миной ранило семерых бойцов, которые ждали машину, она должна была увезти их в город в увольнение. Бойцы стояли толпой и не успели отскочить, когда 82-я мина разорвалась в ветках. Все получили лёгкие осколочные ранения, но одному осколок залетел в печень.

Тут же мина (снаряд?) перебила освещение. В бункере темно, суета, толпа с включёнными фонариками пронесла стонущего раненого. В темноте я не видел лица Вадика, но даже сквозь мрак до меня доходили флюиды его страха, близкого к панике. Его нужно было чем-то занять. Я послал Вадика узнать состояние раненого, чтобы передать информацию наверх. Даже в такой напряжённой обстановке я продолжал проводить свои психологические эксперименты. Подумал о том, что стресс можно перебить ещё большим стрессом. Для этого я полез в холодильник, нашёл тормозок Вадика, который ему передала мама, и понадкусывал все помидоры, которые там были. Вадик прибежал и сказал, что состояние раненого стабильное. Обстрел продолжался. Хотя мы были в надёжном бункере, хорошо слышались разрывы у нас над головой.

— Что-то сильно они ебашат. А если они в наступление пойдут? — спросил Вадик.

— Братан, успокойся, никто никуда не пойдёт. Сядь, позавтракай, — ответил я.

— Да, точно, а то потом, может, не получится, — сказал Вадик и полез в холодильник.

То, что помидоры надкусаны, он понял в темноте не сразу. Когда он всё же это заметил, то пришёл в настоящую ярость. То, что у нас над головой взрывались мины, а рядом перевязывали раненых, Вадика абсолютно перестало волновать. Он кричал: «Кто?! Кто покусал мои помидоры?! Это гондон! Это крыса! Как так можно?! Что за люди?!» Он не просто кричал — он начал бегать по бункеру в темноте с фонариком и выяснять у непонимающих людей, кто покусал его помидоры. «Тут все свои. Это сделал кто-то свой. Это сделала какая-то крыса», — исходил на говно Вадик.

— Вадюша, а тебя уже обстрелы не волнуют? — спросил я.

— Да какой обстрел, когда тут такое происходит?! Вот скажи, это по понятиям считается крыса, кто чужие вещи берёт? — говорил Вадик.

Меня всегда забавлял тот момент, что мерилом нравственности у нас для простого гражданского человека были лагерные понятия.

Но бой продолжался. Из «Вольво-Центра» просили прикрыть миномётом эвакуацию раненых. Я оставил взбодрившегося Вадика сидеть на рации, а сам побежал к миномётчикам. Они все стояли на лестнице у входа в бункер.

— Пацаны, надо миномётом поработать, раненых не могут эвакуировать, — сказал я.

— А как мы это сделаем? Из бункера хрен вылезешь. Мины сыпятся одна за другой, — ответил кто-то из миномётчиков.

Сам миномёт был приблизительно 100–120 метров от входа в бункер. Запас мин, который был у орудия, израсходовали ещё в начале боя, остальные мины были в бункере. Их приготовили для стрельбы, но теперь расчёт просто не мог