Ее тело выгибается дугой на диване, и она испытывает оргазм, ее рот открыт в беззвучном крике.

Я прижимаюсь губами к ее губам, и она отчаянно целует меня в ответ.

На этот раз что-то изменилось.

Мои пальцы пропитаны ее влагой, когда я вынимаю их из ее влагалища. Быстро раздеваясь ниже пояса, я снова ложусь на нее сверху, медленно толкаясь в нее. Я наблюдаю за каждым выражением ее лица и прислушиваюсь к тихим вздохам, когда она изо всех сил пытается овладеть мной до конца.

— Ты всегда такая тесная для меня, — шепчу я ей на ухо. — Всегда такая хорошая девочка.

Я выхожу из нее, и она обхватывает меня ногами, подталкивая глубже. Быстрее.

Но я двигаюсь медленно.

Я не тороплюсь, полностью выхожу, затем толкаюсь обратно. Ее влагалище поглощает меня, сжимая так крепко, как никогда раньше. Я наслаждаюсь каждым толчком, работая с ней в медленном, мучительном темпе, несмотря на ее мольбы о большем.

Я беру от нее все, что могу, наслаждаясь временем, проведенным с ее телом.

Она кончает еще раз подо мной, ее стенки трепещут и сжимаются вокруг меня, но этого недостаточно.

Я хочу вырвать у нее голос из горла и украсть ее душу из тела.

Я хочу пометить ее как свою и оставить пустой оболочкой, пока не вернусь через неделю и не сделаю ее снова целой.

Мои мысли дикие, подпитываемые глубокой первобытной одержимостью.

Моя рука обхватывает ее горло, я все еще медленно трахаю ее, и она приветствует это, откидывая голову назад в знак согласия.

— Я мог бы украсть у тебя твою жизнь, прямо сейчас, — шепчу я, безумная мысль покидает мой рот. — И ты бы отдала ее мне, не так ли? Ты бы отдала мне все, какая ты хорошая девочка.

— Да, Альфа, — шепчет она, и я сжимаю ее крепче. Ее влагалище трепещет вокруг меня, отчаянно сжимаясь, и я сильнее прижимаюсь бедрами к ее бедрам.

— Никогда не забывай, — выдавливаю я, мои толчки становятся быстрее. — Кому. Ты. Принадлежишь.

Она пытается ответить, но мое давление на ее горло едва позволяет ей говорить. Вместо этого ее рука впивается в мою рубашку, ногти впиваются в мою спину.

Блядь.

— Такая хорошая девочка, — рычу я ей на ухо, мой Альфа полностью берет верх.

Она на грани, ее тело дрожит. Мой член начинает набухать, и я еще раз шепчу ей на ухо.

— Хорошая Омега.

Слова слетают с моих губ непроизвольно. Они произносятся моим Альфа-разумом, инстинктом, который настолько глубок, что я не смог бы остановить его, даже если бы захотел.

Но Амелию сотрясают судороги. Ее тело прижимается к моему, а глаза закатываются на затылок. Она издает гортанный стон, когда я отпускаю ее горло, затем она кричит.

Она не перестает кричать.

Ее киска доит меня так, как я не думал, что это возможно. Я вливаю в нее свою сперму так глубоко, что уверен, она останется там до конца ее жизни.

Слезы текут по ее щекам, пока она продолжает биться в конвульсиях, и она так чертовски красива, что я впиваюсь зубами в ее шею, не заботясь о последствиях.

Я чувствую вкус крови, и мой узел полностью раздувается, когда я зализываю ее свежую рану.

— Альфа, альфа, — повторяет она, и я прижимаюсь к ней бедрами так сильно, как только могу, посылая ее к очередному оргазму.

Она не прекращает дергаться на мне, даже после того, как я до краев наполнил ее своей спермой. Ее глаза остекленевают, когда они наконец встречаются с моими, а губы нежно приоткрываются. Лицо раскрасневшееся, волосы прилипли к лицу от пота, она никогда не была так красива.

Затем я замечаю кровь сбоку у нее на шее.

Реальность обрушивается на меня, как ведро холодной воды.

Я укусил ее именно туда, где должна была находиться ее брачная железа.

ГЛАВА 21

АМЕЛИЯ

Хорошая Омега.

Он назвал меня Омегой, и я кончила сильнее, чем думала, что это возможно.

Только когда я увидела выражение ужаса на его лице и кровь, капающую с его губ, я поняла, что он сделал.

Он укусил меня туда, где должна была находиться моя брачная железа.

Это второй раз, когда он меня кусает.

Но первобытная часть меня, чужеродная часть, которую я до сих пор не понимаю, торжествующе закричала, когда я почувствовала, как его зубы вонзились в меня.

Я протягиваю руку, чтобы утешить его.

— Все в порядке, — шепчу я.

Но он застыл на месте, на его лице смешались боль и похоть. Он стискивает зубы, которые теперь покраснели от моей раны.

— Альфа, — говорю я, и его бешеные глаза встречаются с моими, зрачки расширены. — Альфа, все в порядке.

Это, кажется, успокаивает его. Он издает рычание, затем переворачивает нас на бок, прижимая к дивану.

— Мне жаль, — бормочет он, и я качаю головой, мягко покачиваясь на его накачанном члене.

— Просто будь со мной, — шепчу я. — Займись со мной любовью, Джейкоб.

Он мурлычет, мягко раскачиваясь вместе со мной, доводя меня до очередного мягкого оргазма. Я ахаю ему в шею, когда он утыкается носом в мое ухо.

Кажется, это будет продолжаться вечно, раскачивание, нежные толчки и оргазмы. Это медленно, но интенсивно.

Отчаянно.

К концу я вся в слезах, измученная и проваливаюсь в сон.

Я просыпаюсь только на следующее утро, в одиночестве, лежа на своем диване.

* * *

Я не хочу открывать глаза.

Если я это сделаю, это принесет суровую реальность того, что Джейкоб ушел.

Это всего на неделю.

Тем не менее, я не могу не волноваться.

Я никогда не спрашиваю его, куда он ходит или что делает — я знаю, что он не ответил бы мне, если бы я спросила.

Но если с ним что-то случится, я никогда не узнаю.

У меня покалывает шею, болезненное напоминание о прошлой ночи.

Он укусил меня.

Он называл меня Омегой.

Я стараюсь не позволять неуверенности тлеть, но он назвал меня Омегой.

Кем я никогда не смогу быть для него.

И когда он уйдет, а я останусь одна, я боюсь, что меня будет недостаточно.

* * *

Я встречаюсь с Люси за ланчем, одетая в свитер с высоким воротом. Но она прищуривает глаза, когда я сажусь за стол.

— Покажи мне свою шею, — тихо говорит она.

Я пытаюсь изобразить неведение, потягивая воду и отводя взгляд. Конечно, это не работает.

— Амелия, — говорит она. — Пожалуйста.

— Это просто засос, — слабо возражаю я, ставя свой стакан. — Ничего особенного.

— Тогда дай мне посмотреть, — настаивает она. Ее темно-карие глаза широко раскрыты, полны беспокойства.

Я соглашаюсь, оттягивая часть своего свитера