Три комнатки, занимаемые редакцией программы, похоже, имели свойство квартиры Воланда. На ста квадратных метрах трудились сотни людей. Корреспонденты энергично долбили по клавиатуре, дописывая закадровые тексты, как всегда, в последнюю минуту. Выпускающий редактор — нервный тип с круглой и гладкой, как футбольный мяч, головой — с театральной трагичностью пил валокордин. Операторы просматривали исходники, гримерша Наташа искала под столом потерянный тюбик помады. Потом находила — под металлическим каблуком администратора Валечки. И принималась визжать: намеренная, мол, порча имущества, кто мне за это заплатит, и так далее. Защищаясь, Валечка называла Наташу упитанной сукой, а та оскорбленно демонстрировала окружающим впалый живот и торчащие тазовые косточки. Она не упитанная, нет. Может быть, сука — в современном мире статус суки отчего‑то считается лестным, но нет, никак не упитанная.

Потом она успокоится, покроет бледное Полино лицо толстым слоем персикового грима, с помощью коричневых теней сделает ее щеки еще более впалыми, блеском подчеркнет аппетитную форму губ. Тюбик вонючего лака для волос фыркнет над ее головой.

И Полина сядет в студийное кресло и по суфлеру зачитает написанный кем‑то текст, глупый и бессмысленный. А в пятницу, в одиннадцать ночи, программа выйдет в эфир, и на Полинино имя придет очередная порция зрительских писем. Какая‑нибудь тринадцатилетка для затравки напишет, что мечтает быть на нее похожей, а потом спросит, не знает ли Поля, как вывести прыщи. Какой‑нибудь скучающий интеллигент гневно назовет ее куклой для быдла. Все это она проходила тысячу раз.

Но в тот день что‑то изменилось. У Полины была превосходно развита интуиция, и с порога она почувствовала: что‑то не так. Корреспонденты по‑прежнему суетились, выпускающий редактор пил вместо сердечных капель коньяк, Наташа пыталась доказать Валечке, что у нее морщинистая шея. Все как обычно.

Но что‑то было не так.

В какой‑то момент Поля перехватила Наташин взгляд, и та почему‑то отвела глаза и сделала вид, что вообще ее не заметила. А ведь обычно чуть ли не на шею бросалась, изо всех сил пыталась нарушить дистанцию, хвалила Полины туфли и сумки, даже однажды попыталась посвятить ее в свою личную жизнь. А именно, застенчиво краснея, начала рассказывать о том, как ее чуть не соблазнила лучшая подруга. Полина тогда холодно попросила ее воздержаться от интимных подробностей, но Наташа ничуть не обиделась.

И тогда, пошарив взглядом по комнате, Полина заметила ее. Ту девушку.

Та девушка была ей незнакома, но держалась как оскароносная звезда. Не красавица, но чертовски эффектна. Дочерна загорелая кожа, вытравленные волосы до попы, силикон едва помещается в малиновый лифчик, который вызывающе торчит из‑под белоснежной майки, джинсы так узки, что вот‑вот с треском лопнут на ягодицах. Громкий голос — низкий и хорошо поставленный. Есть такие голоса, в которых словно колокол церковный гудит.

— …бриллианты не ношу, это пошло. Я хочу выглядеть как девушка из соседнего подъезда. Американцы говорят — girl next door, — долетело до Полины.

«Какая феерическая дура, — подумала она. — Неужели такие встречаются не только в анекдотах о блондинках за рулем?»

— …зрители не любят дистанцию, — гудела та девушка. — Им нравится, когда телеведущие такие же, как они. Ну, может быть, чуточку красивее. Но чтобы у них были те же проблемы. В эфире я собираюсь много говорить о себе. О том, что у меня, блин, кариес. О том что, блин, хочется любви. Что, блин, я боюсь темноты и мечтаю сниматься в кино. Как вы думаете, меня бы могли пригласить в кино?

— Это не исключено, — уклончиво отвечал выпускающий редактор Гена и зачем‑то (все же он был человеком остроумным) добавил: — Блин.

— Круто, блин, — обрадовалась идиотка. — А то ваша Переведенцева какая‑то холодная. И еще уж слишком пенсионерка. На светском жаргоне таких называют «ваганьковскими». Она вам, блин, рейтинг портит.

Этого Полина терпеть не собиралась. Она быстро подошла к Гене, как бы между прочим отметив, что все притихли, и в воздухе появился озоновый аромат приближающегося скандала.

— Привет, Ген, — игнорируя ту девушку, улыбнулась она. — Я сегодня пораньше, пробок нет.

Обычно индифферентный, как змея в спячке, Гена отреагировал на ее появление неадекватно — густо покраснел, потом побледнел, потом несколько раз смущенно кашлянул, потом нервно почесал левое ухо.

— А…А… Тебе разве не звонили? — облизнул губы и захлопал ресницами.

— По поводу? Запись переносится?

— Нет, просто… Черт… Я убью Валечку, за что ей платят деньги?!

Откуда‑то сбоку администратор Валечка злорадно пробормотала, что деньги ей платят в том числе и за то, что на новогоднем корпоративе она заперлась с ним, Геной, в туалете и позволила с себя лифчик снять. Все рассмеялись, кроме Гены, Поли и той девушки.

— Так, прекратите все ломать комедию, — громко потребовала Полина. — И немедленно расскажите, что здесь происходит.

Осаждаемая мрачным взглядом Гены, та девушка вырвалась на передовую.

— Меня зовут Анжелика. Я новая ведущая. Понимаешь? Вместо тебя вести «Музыку on‑line» теперь буду я.

Поля посмотрела на нее, как на спикировавшее в суп насекомое.

— Что?

— Я кастинг проходила, меня утвердило руководство, я не какая‑то там блатная подстилка, я, блин, буду поступать на журфак и стану настоящим профессионалом, — затараторила так называемая Анжелика. — И вообще. Вы, блин, это прошлое, а я — это будущее, блин.

Выпускающий редактор Гена похлопал ее по плечу:

— Лика, тебе пора на грим. Поля, пойдем курить на лестницу. Я тебе все объясню.

Он объяснил. Там, в зловонных никотиновых облаках, прислонившись к стене и глядя на пыльные носки своих ботинок, он объяснил, что программа меняет концепцию. Теперь она будет ориентирована на молодежь. А значит, и ведущая должна быть совсем молоденькой. Не копией Грейс Келли, не дивой с грустными глазами и богатой биографией, не элегантной дамой в приталенных черных платьях. А свойской такой девчонкой, в потертых джинсах и беспечной улыбкой на перепудренной мордашке. Звезда нового формата. Доступная, простая, из народа. У нее будет ЖЖ для общения с поклонниками. Вся как на ладошке.

— Но она… Ген, она же кошмарна. Она же слово «блин» каждые пятнадцать секунд вставляет. Она вульгарна.

— За нее проголосовали акционеры, — развел руками он. — Поля, я понимаю твои чувства. И если бы все зависело от меня… — он придвинулся немного ближе. — Поверь… Ты просто жертва обстоятельств.

Она вышла на улицу, слегка пошатываясь, ей было дурно, тошно, хотелось закричать, прямо при всех, не сдерживаясь. Завопить во всю мощь расправившихся легких, а там пусть делают что хотят.

И вдруг она вспомнила, что сегодня вторник. Час X.