Она снова посмотрела на его лицо. Сейчас этот человек был целиком в ее власти. Она увезет его к себе домой. Он спас ей жизнь, причем сделал это дважды.

Джесс думала о том, откажется ли снова Наварро работать на нее, когда придет в себя, как он отнесется к тому, что его ранили, а женщина спасла его. Любой мужчина мог бы обвинить женщину во всех этих злоключениях. Рассердившись, мужчины занимают круговую оборону, они становятся даже жестокими, чтобы скрыть свой стыд и проявленную слабость. Джесс не могла вообразить, как поступит в этом случае Наварро.

Она еще раз погладила пальцами его грудь и испытала наслаждение от этого прикосновения. Наварро наверняка счел бы безнравственным с ее стороны дотрагиваться до незнакомца столь интимным образом. Всю свою жизнь Джессика провела среди мужчин, но еще ни разу ее не охватывало такое страстное желание ласкать одного из них. Ее тело и разум охватили незнакомые чувства. Они не были неприятными, напротив, только немного пугали ее. Когда ее пальцы заскользили по его припухлым губам, Джессика представила, как целует эти губы, и на самом деле поцеловала их. Затем она взяла его руку и принялась разглядывать ее. Ладонь Наварро была большой и сильной, на ней виднелись следы мозолей от тяжелой работы. Ей показалось это странным для наемника, но мысли Джесс были о том, как эти руки станут ласкать ее, а не о том, как они работают.

— Опасен ли ты, Наварро? — мечтательно проговорила девушка. Она вытащила пистолет из его кобуры. Это был кольт сорок пятого калибра. — Скольких людей ты убил и за что? Кто ты? Откуда ты пришел? — Джесс погладила его темные волосы и улыбнулась. — Что ты скажешь мне утром? Ты поможешь нам? Я так надеюсь на это, правда, очень надеюсь. — Она переложила пистолет.

Джесс еще раз посмотрела на Наварро, прежде чем пойти спать. Ей очень хотелось узнать о нем побольше. Ей хотелось быть с ним вместе. Эта мысль удивила ее. Странным было то, что она чувствовала такую близость к этому незнакомцу. Но в нем было что-то такое, что притягивало ее, что-то помимо его привлекательной внешности.

— Может быть, вы опасны, мистер Наемник. Я знаю тебя всего несколько часов, но еще ни один мужчина не заставлял меня до такой степени почувствовать, что я женщина. А ведь ты думал, что я парень! От твоего взгляда сердце мое начинает прыгать, как дикий мустанг. Это безумие — привозить тебя домой.

«Успокойся, Джесси, — говорила она себе. — Это, наверное, от того, что он дважды спас тебе жизнь, и тебе требуется его помощь… Нет, дело не только в этом, и ты это знаешь. Но в чем? Откуда мне знать? Сколько мужчин, похожих на него, ты знала? Ни одного. Иди спать, девочка, а то он проснется и увидит, как ты им восхищаешься. Если он будет работать на тебя, то он должен видеть в тебе начальника, почти мужчину. Что хорошего получится из того, что он станет относиться к тебе как к женщине? Связь с наемником не для тебя. Господи, зачем ты вообще отправилась в эту дурацкую поездку?».

Джесс свернулась клубочком на своей подстилке, накрылась с головой и уснула. Она знала, что в случае опасности Бен предупредит ее.

На следующее утро Наварро проснулся рано. Голова его болела, но не очень сильно. Он знал, что нельзя потакать своей боли, поэтому постарался не обращать на нее внимания. Дотронувшись до головы, Наварро ощутил под пальцами бинт. Сначала его это смутило. Он находился на свободе, а не в грязной и темной камере. Над ним было бледно-голубое небо, его обдувал слабый ветерок. Наварро повернул голову и увидел рядом спящую красавицу. Она лежала рядом с ним, закутавшись в одеяло. У ее шеи рассыпались каштановые волосы. Они падали и на лицо. Наварро помнил, что его ранили, но не мог сообразить, как он оказался здесь. Он знал, что река, на берегу которой они были, располагалась к западу от города, а он направлялся на восток. Должно быть, эта девушка перевязала его рану и привезла сюда.

Мужчина поднял голову и огляделся. Рядом стояли два расседланных коня. Его коня, которого он, кстати, украл, рядом не было. Он понял, что Джесс отпустила его. У Наварро закружилась голова, и он был вынужден снова лечь.

С реки дул утренний ветер. Наварро не мог удержаться от того, чтобы не рассмотреть девушку. Джессика… Красивое имя для красивой женщины. Она была подобна амазонке. Утренний свет подчеркивал красоту ее рыжеватых волос и загорелой розоватой кожи. Ее рот слегка приоткрылся. Наварро захотелось тайком поцеловать эти губы, но он сдержал свой дикий порыв. Находиться рядом с такой женщиной было странным и возбуждающим. Чувствуя возбуждение от этой близости, Наварро посмотрел в небо и глубоко вздохнул.

Ему всеми силами хотелось избежать своих неприятностей, но, похоже, он попал в самую гущу неприятностей этой девушки. Он говорил себе «надо бежать», но не мог заставить себя подняться. Наварро уехал далеко от тюрьмы, но у него не было уверенности в том, что власти не станут его преследовать здесь. К тому же он не мог бежать день и ночь. Ему нужно было отдохнуть, расслабиться, насладиться свободой.

Но, решил Наварро, чем ему действительно хотелось бы насладиться, это лежащей рядом с ним женщиной. Как сладостно было бы прикоснуться к ее губам, погладить ее кожу, войти в ее плоть. Он имел возможность ограбить ее, изнасиловать или убить, как учили его апачи, но с Джесс он не мог сделать ничего подобного. И это было не потому, что она спасла его жизнь и предложила ему работу. Это было совсем по другой, весьма странной причине. И потом, она перенесла достаточно боли, а Наварро знал, что такое страдания. Он никогда не колебался, если возникали необходимость или желание совершить какой-либо поступок, но только не сейчас.

Наварро был рад, что его ранили в голову, а не в грудь. Если бы девушке пришлось снять с него рубашку, чтобы перевязать раны, она увидела бы отметины на его плечах и спине. Это были «подарки» жестоких охранников, которым нравилось избивать заключенных. Наварро было проще бросить Джесс на произвол судьбы, чем объяснять происхождение этих шрамов.

Мысли Наварро перенеслись к мрачным временам его прошлого. Он получил двадцать лет за кражу золота, совершенную бандой Брида, его отца. Наварро совершил побег, но был слишком слаб от побоев и голода, и уйти далеко ему не удалось. После этого его положение стало еще хуже. Грязная одежда, камера с неубранными нечистотами, вши, крысы. Малейшую поблажку приходилось вымаливать со слезами на глазах. Наварро морили голодом или давали еду, которую было невозможно есть, отправляли в карцер, «черную дыру», для исправления. Летом его ждала непосильная работа под палящими лучами солнца без капли питьевой воды, зимой — леденящий холод камеры. Наварро болел, но никто не лечил его. У него не было денег, чтобы подкупить охранников, не было родственников, которые могли бы позаботиться о нем. Наварро казалось, что надежда умерла навсегда.

Самым худшим было то, что его заперли в крохотном и грязном помещении. Иногда Наварро даже с нетерпением ждал, когда его поведут на работу, чтобы увидеть солнце, вдохнуть свежий воздух. Он больше никогда не вернется в эту преисподнюю. Он будет убивать, погибнет сам, но останется свободным. Если его вновь схватят, он совершит убийство, как он сделал это с охранником, чтобы совершить повторный побег. Теперь для него оставалось только одно — бежать вперед, опережая власти, ускользая от сил правосудия.