class="p1">– Эльф-капитан, у него свой корабль, «Морской гуляка», и команда. Говорят, полмира обошёл и в каких только приключениях не побывал. Хотел бы я быть, как он, да только на этой лодке далеко не уплывёшь. И прежде, чем вы спросите, не он ли мой отец, отвечу: капитана Корваллана рыбачки не интересуют, он больше по размалёванным портовым девкам. Это в наших краях всем известно. Не станет он тратить время на девку, что не задирает юбку при первой встрече, а матушка моя не из таких, кто бы что языком не трепал!

Выпалив это, юноша раскраснелся и замолчал, после чего перевёл взгляд в сторону. Рейквин почувствовал неловкость. После некоторого молчания, бывший верховный маг заговорил снова.

– Как тебя зовут хоть? Ты моё имя знаешь, а я твоё нет.

– Лиам.

– Странно, Лиам, что ты хотел бы стать похожим на этого Корваллана. Похоже, ты о нём не лучшего мнения.

– Сложно объяснить, – задумчиво проговорил лодочник. – Завидую, наверное. Он волен поступать со своей жизнью, как вздумается, отправиться, куда захочет, а мне никуда не деться уж который год. Верите или нет, мне уж почти четыре десятка, хоть и выгляжу, как юнец. Гляньте, ни усов, ни бороды. Тьфу! Ещё и остальные со мной так обращаются, будто мне на роду написано всю жизнь лодочником быть.

– А велико ли твоё жалование? – спросил эльф, но увидев непонимание на лице парня, добавил: – Я имею в виду, много ли платят?

– А, вы про это. На жизнь хватает, не жалуюсь.

– Есть ли сбережения?

– Куда там, – усмехнулся лодочник. – В наших краях целее будешь, если ничего не хранишь.

– Но ведь тогда ты мог бы накопить на собственный корабль. Когда-нибудь.

– Ха! Скажете тоже, корабль! – Лиам засмеялся так, что волосы на его голове затряслись, как листва в ветренный день. – Я ведь даже не знаю, сколько корабли стоят. Должно быть, как сотня, нет, тысяча таких вот лодок! Мне столько за всю жизнь не скопить.

– Я бы не был так уверен, – улыбнулся Рейквин. – Полуэльфы живут долго, почти как эльфы. Достаточно времени, чтобы собрать нужную сумму. А чтобы тебе было проще начать, вот, – эльф вынул из-за пазухи кошелёк, – держи.

Лодочник выпустил вёсла и тут же перестал смеяться. Несколько мгновений его лицо выражало недоверие, но после он осторожно взял туго перевязанный бечёвкой мешочек и взвесил на ладони.

– Здесь же… – обескураженно начал он. – …даже не знаю. Двадцать? Тридцать?

– Почти верно. Пять десятков серебряных маренов.

– Я такое принять не могу, – смущённо сказал Лиам. – Не заслужил таких подарков.

– А это и не подарок, это займ, – невозмутимо сказал Рейквин. – Беспроцентный. Но с одним условием. Отдашь не раньше, чем я взойду на борт твоего судна. Идёт?

– Меня же как в Хельмгарде увидят с таким кошельком, так непременно подумают, что у вас украл.

– Я им скажу, что решил вознаградить тебя сверх меры.

– Ну, раз так… – парень недолго колебался. – Тогда ладно. Уж и не знаю, как вас благодарить.

– Для начала не потеряй кошель по пути домой. Отблагодаришь, когда перевезёшь меня через Закатное море на собственном корабле, – сказал эльф и добавил с хитрой улыбкой: – Надеюсь, я к тому времени не слишком состарюсь.

Когда Рейквин сошёл на берег, лодочник посетовал, что у того не было с собой поклажи и он, Лиам, не может с ней помочь. Эльф побрёл по каменистой дороге, что вела к мосту, и голову его не покидала одна мысль. Да, он никогда не вступал в связи с человеческими женщинами, но не столько из-за своего статуса. Рейквин просто не понимал, насколько бессердечным чудовищем нужно быть, чтобы породить на свет несчастного полукровку, которого не примут ни люди, ни эльфы. Подобную жестокость, считал он, никак нельзя оправдать не только сиюминутным влечением, но даже глубокими чувствами.

Каждый раз видя улыбку и томный взгляд очередной молоденькой служанки в Чёрном замке, он вспоминал о незавидной судьбе полуэльфов в Энгате. И пусть при дворе ходили слухи о том, что Рейквина интересуют совсем не женщины, он ни разу не дал слабину и не поддался искушению. Порой, глядя в окно замка на раскинувшийся внизу Энгатар, он искренне завидовал гномам. Подгорный народ не мог иметь потомства с людьми, а потому охотно пользовался всеми удовольствиями, которые могла предоставить столица.

В Хельмгарде эльфу дали комнату, где он рассчитывал спокойно провести остаток дня, хорошенько выспаться. Завтра предстояло найти корабль, который доставит его на остров Морант, а для общения с несговорчивыми капитанами свежая голова будет очень кстати.

Сиреневые занавески в ночном полумраке казались почти чёрными и нагоняли сон, но стоило Рейквину открыть сундук, чтобы переодеться в ночное, как он увидел перевязанный тесьмой свёрток и вспомнил о просьбе верховного книжника. Должно быть, завтра будет поздно, да и искать архимагистра поутру в спешке ему не хотелось.

В этот же самый момент в дверь постучались, и Рейквин, склонившийся в этот момент над сундуком, ощутил то, что в Нерале называют «дежа вю». Точно так же, как перед отъездом, он поднялся с колен и отправился открывать, ожидая увидеть кого-то вроде верховного книжника Илберна. Но за дверью оказался высокий худощавый юноша, возвестивший о том, что архимагистр Филберт желает немедленно его, Рейквина, видеть.

– Немедленно? – переспросил эльф. Ему не понравилось это слово.

– Более поздний вызов мог бы прервать ваш сон, а завтра, должно быть, вы пожелаете покинуть крепость на рассвете, чтобы не терять времени, – невозмутимо точно ответил юноша, как и было принято в Хельмгарде.

Таким, как помнилось Рейквину, когда-то был и Илберн, когда его пригласили в Чёрный замок вскоре после коронации Альберта Эркенвальда. Разве что ростом был ниже. В то время волосы верховного книжника были гуще, а на его мантии уходило куда меньше ткани. «Славные были времена, спокойные», – подумал эльф.

– В таком случае, не будем медлить, – ответил Рейквин. – Ведите.

Что он знал об архимагистре Филберте? Лишь только то, что он был человеком незаурядным. В школярах будущий глава Хельмгарда не задержался и стал одним из самых молодых магистров за всю его историю. Уже к четырнадцати годам Филберт освоил три науки из семи, а к шестнадцати сумел сдать экзамены по оставшимся четырём, тем самым овладев «септимиумом»,