Шрифт:
Интервал:
Закладка:
30. Х.41
Сегодня солдаты батальона расхаживают по городу совершенно пьяные, говорят, что они (сами говорят) поедут в Ригу. Вот поживем там. А только будет ли к пятнице здесь покончено с евреями? Может, литовцы и там займутся этим славным ремеслом бойцов-убийц?[67]
11. Х.41
Ужин с немцами. Я: “Поднимаю бокал за Адольфа Гитлера, за славную немецкую армию, за немецкий народ и… после короткой паузы… за Литву”.
Сегодня Вокетайтис сказал, что мой тост был наглой издевкой над немцами, измывательством. Нельзя, мол, открывать свою душу, нечего высовываться. Роппс говорит: слова – это “курвы”[68].
2. XI.41
В Вильнюсе, говорят, осталось всего около 10 тысяч евреев. Литовцы гонят евреев из гетто колоннами по 5–6 тысяч, бьют и толкают даже на улице Гедимино[69].
6. XI.41
Барзда вернулся из района Минска – Борисова – Слуцка. Литовский батальон расстрелял больше 46 тысяч евреев (белорусских и доставленных из Польши). Сотни немцев фотографировали. Солдаты завшивлены, 30 процентов больны чесоткой. Плохо одеты, мерзнут. Одежды нет. Башмаки без подметок.
Слышал, что Вильнюсский батальон отправляется в Люблин. Почетный долг выполнять, по словам виленских. Ну и молодцы же эти господа немцы. Украинцы, латыши, эстонцы – не стреляют. Мы одни должны расстреливать[70].
29. XI.41
Мерзко, что наш офицерский корпус так низко пал, чтобы делать то, чего немецкий офицер никогда бы не сделал. Евреев, которых теперь расстреливает первый батальон, везут из Чехии. У них есть бразильские и аргентинские визы. Им говорят, что их везут “в карантин”. Все легально, а по дороге они исчезают. Первый батальон их убирает[71].
13. XII.41
Для меня важно не спасение одного или нескольких евреев. Я не могу стерпеть того факта, что Литву превращают в мертвецкую и в кладбище, что заставляют расстреливать евреев, прибывших из Германии с визами, что расстреливаем мы, литовцы, что мы становимся всего-навсего палачами на жалованье, что нас снимают на пленку, а себя немцы не снимают. Этой мерзости я стерпеть не могу[72].
Командир был у Рентельна. […] Командир сказал, что партия работала, сколько могла. Потом поговорили насчет средств. Рентельн пообещал заплатить, приказал Кубилюнасу уладить это дело. Попросил 90 тысяч рейхсмарок. Объяснил, что это до 1.1.42 и за прошедшее время на всю Литву. Кажется, Кубилюнас очень спешит с оплатой. Завтра, похоже, получим деньги.
19. XII.1941
Получили 50 тысяч рейхсмарок для выплаты жалованья, до 1.1.42 и за прошлый период. Сегодня получил жалованье за декабрь – 237,57 рейхсмарок[73].
12. I.1942
Какой-то пьяница-офицер сердится, что чехи не хотят себе ямы копать, не лезут сами в ямы, а стоят (когда их расстреливают), сцепившись руками, и поют чешский гимн. Вечное проклятие тем офицерам[74].
Зенонас Блинас, как истинный литовский патриот, не ушел с другими националистами и встретил свою судьбу в СССР. Когда его арестовали, на допросах он держался стойко, ни в чем не каялся и ни от чего не отказывался. 17 октября 1946 года Архангельский военный трибунал приговорил его к расстрелу. Когда Блинасу объявили приговор, он сказал, что очень жалеет о том, как немного ему удалось сделать в борьбе с Советским Союзом за свободу и независимость Литвы.
6 декабря 1946 года приговор был приведен в исполнение.
Июньское восстание началось в Каунасе. Над крышей костела Воскресения Христова подняли флаг Литвы – это был символический акт, и совершил его участник восстания лейтенант Бронюс Норкус, вскоре ставший одним из командиров Национального трудового охранного батальона.
Несколько штрихов к портрету Бронюса Норкуса. Рассказывает Казис Бобялис:
Дня, наверное, через три после того, как началось восстание, мы, молодежь, играли в футбол на углу улиц Кауко и Агуону. Вдруг видим – от улицы Прусу, шатаясь, подходит человек. В синей форме литовской военной авиации. Без пуговиц, без погон. Волосы растрепанные, глаза красные. В одной руке поллитровка, в другой – револьвер. Мы испугались. Он подошел к нам. “Ребята, где жиды?” Йезус, Мария! Не видели. Нету. Не живут здесь такие. Начал он на нас орать. Три раза выстрелил в воздух из своего револьвера. И пошел себе. Потом выяснилось, что это был лейтенант Норкус, офицер литовской авиации. Когда пришли большевики, его посадили в тюрьму. После бомбежки Каунаса он из тюрьмы вышел. Первым делом рванул на Жалякальнис[76] к жене и детям. Соседи сказали, что в субботу (21 июня) его семью увезли. Подробностей не знаю, но тогда он начал пить шнапс и стрелять. Сказал, всякого жида на месте пристрелю. Стал командиром батальона. Получил коня. Пьяный с него свалился, конь ударил его по голове копытом и зашиб насмерть[77].
Бронюс Норкус был назначен командиром роты и начал служить в Каунасском Национальном трудовом охранном батальоне. После 28 июня ему уже не надо было спрашивать: “Ребята, где жиды?” Евреев ему приводили прямиком к ямам. В Каунасском VII форте 4 июля у рвов были расстреляны 416 мужчин и 47 женщин (рапорт К. Ягера). Расстреливал их Национальный трудовой охранный батальон, а командовали расстрелом лейтенант Бронюс Норкус и младший лейтенант Йонас Обелявичюс[78]. 6 июля жертв расстреливали и из пулеметов. Выстрелами в спину убиты 2514 евреев. Расстрелом командовали лейтенанты Ю. Барзда, А. Дагис и Б. Норкус.
