– Конечно же, дорогая, каких-то ещё пятнадцать-двадцать веков, и мы станем бессмертными развалинами! Ты бы хотела так же долго жить в больном и дряхлом теле? – его улыбка очаровательно безжалостна.

– Ты невыносим! – Елена стряхнула с плеч его руки.

– За это ты меня и обожаешь, дорогая! – Де Ла Рю поцеловал её макушку, зарываясь носом в душистые мягкие пряди. – Если дождя не будет, и дорогу не размоет, сходим в воскресенье на праздник в Ипсуич? Хаттон писал мне, что в Крайстчёрч прибудет епископ, я хотел бы встретиться с ним. А ты развлечёшься немного, посмотришь танцы?

– Спотыкаться по разбитым колеям больше трёх миль, чтобы смотреть, как другие танцуют!? Не сказала бы, что сгораю от нетерпения! – поджала она губы, принимаясь распутывать косы.

– Не хочу, чтоб ты осталась тут одна и скучала! А так хоть развеешься немного, прикупишь что-нибудь? Для меня важна эта встреча!

С погодой повезло, было тепло, из Брамфорда в Ипсуич они смогли добраться без труда. Нарядные горожане прогуливались, беседовали, делали покупки на ярмарке. В Крайстчёрч-парке на Круглом пруду Реми нашёл главу городского совета Эрла Хаттона и епископа Саффолкского, и ещё нескольких зажиточных и благородных горожан. Говорили о грядущей зиме, о деньгах для церкви, о войне за океаном, и ценах на зерно.

– Зимовать-то всякому лучше в тепле и сытости! Уж поверьте, Хаттон,я очень жду снега и мороза! Может быть, тогда сестра станет чаще для меня готовить! – смеялся Де Ла Рю. – Как говорится, голод, что сварливая жена, грызёт, пока не доймёт.

– Вы как всегда метки в выражениях, святой отец! А! Вот, кстати, и мой гость, я познакомлю вас! Уильям! – Эрл окликнул кого-то в толпе. – Дальний родственник со стороны жены, но даже Виктория не смогла растолковать, кем он ей приходится. Повоевал, теперь начнёт мирную жизнь. Надеюсь, его состояние не растает так же быстро, как муниципальный бюджет, – хохотнул толстяк.

К ним подошёл высокий крепкий брюнет в новом фраке и белом жилете, украшенном вышивкой. Осанка выдавала военного человека. Длинные волосы аккуратно собраны и стянуты лентой, синие глаза смотрели холодно вежливо и насмешливо.

– Позвольте представить, мой родственник и почётный гость, полковник Уильям Эдвардс! – радушным жестом пригласил широко улыбающийся Хаттон. – А это, Уил, преподобный Реймонд Лори. Вот уже почти семь лет с успехом собирает в стадо наших заблудших овец! У него просто дар внушения праведных устремлений!

– Рад знакомству! – Реми протянул руку, и смешался, увидев, что правая кисть полковника заменена деревянным протезом, резьба была настолько тонкой и искусной, что с первого взгляда ладонь и пальцы казались настоящими. Смутившись, он кивнул. – Война никого не щадит.

– Зато король весьма щедр к тем, кто не пощадил себя во славу своей страны, теперь можно и на покой! – Хаттон ободряюще хлопнул гостя по плечу. – Идёмте к дамам? Жена хотела рассказать вам об устройстве новой школы, святой отец!

Новое платье миссис Хаттон было центром внимания её нарядных подруг. Овальный кринолин ещё не вышел из моды, и масса кружев и оборок совершенно покорила женщин, щебечущих вокруг хозяйки поместья Крайстчёрч, как стая птичек в розовых кустах. Низкое декольте было украшено живыми цветами. Виктория Хаттон моложе мужа на двадцать три года, и он считал своим долгом баловать нежную красавицу, хотя её прихоти и бывали порой взбалмошны и дороговаты. Елена в зелёном платье, отделанном тесьмой, сидела рядом, на плечах была новая шёлковая шаль, только сегодня купленная в городе.

Мужчины подошли, Эрл поцеловал руку жене, и представил присутствующим дамам своего гостя. Реми был занят беседой, иначе бы заметил, как окаменела его «сестра», как мгновенно выцвел румянец на её щеках, а чёрно-карие глаза стали огромными и блестящими, руки затряслись.

– Хелен, вам дурно? Вы побледнели! – заметила Хаттон. Реми оглянулся на Елену, и, увидев перемены в её лице, с тревогой шагнул к ней, достав из кармана флакон нюхательной соли.

– О, не волнуйтесь! Мисс Лори просто нужно пройтись немного. Здоровье наших женщин увечат эти ужасные модные шнуровки, а мы платим за них всё больше! – Эдвардс, не сводивший всё это время пристального взгляда с Елены, говорил весело и вкрадчиво. – Разрешите мне сопровождать вашу сестру, святой отец?

Они прошли по боковой аллее вглубь парка, вокруг стало тише, ещё густая осенняя листва шелестела, и листья с каждым порывом ветра облетали золотыми мотыльками.

– Я не могу больше! Сейчас упаду! – прошептала она, почувствовав жуткую слабость. Эдвардс подхватил её, бледную и дрожащую, усадил на скамью. Шёлк соскользнул с плеч в траву. Елена разрыдалась, судорожно дыша. Он стоял и ждал, когда схлынет первая волна чувств, потом опустился рядом.

– Здравствуй, Хелена!

– Генрих! Как ты…?! Откуда…?!

– Как я выбрался, ты хочешь спросить? – его глаза сузились, губы скривились в издевательской усмешке. – Признаюсь, если бы не кучка мерзких мародёров, меня бы тут сейчас не было. Да и нигде вообще. Я бы, наверное, так и лежал там между камней и брёвен, едва дыша, и предаваясь бесконечным размышлениям!

– Генрих, я… Я не хотела этого!.. – всхлипывала она.

– Шшш! Конечно же, не хотела! – холодные отшлифованные деревянные пальцы стёрли слёзы со щеки. – Ты вовсе не собиралась избавиться от меня навсегда, правда, милая? Просто между нами возникло небольшое, скажем так, недопонимание, верно? – его улыбка была жёсткой.

– Нет! Генрих, если бы ты тогда послушал меня! – ей было трудно дышать. – Если бы только тогда…! Ты не должен был…!

– Шшш! – он нежно гладил её по лицу и волосам, и она чувствовала, как, расслабляясь, теряет волю от этих прикосновений. – Я никогда не оставлю тебя и не стану делить с кем-то, ты же понимаешь.

А его снова затягивал сладкий и смертельный омут этих чёрно-карих глаз. Краски, вкус, запах жизни словно оглушили его, затопили восхитительной волной, разметав осколки пресных бесцветных лет. Он крепко прижимал её к себе и целовал, пока хватало дыхания, и всей кожей ощущал, как на самом деле страшно тосковал без неё все эти годы. Уж теперь-то он не выпустит из рук эту женщину!

Когда пара вернулась к гостям, Реми обеспокоенно и внимательно, не без осуждения смотрел на её вспыхивающий румянец и припухшие губы.

– Ты можешь скомпрометировать себя, оставаясь столько времени наедине