Гленнон знал про чёрный юмор от Ли. Она говорила, что в фильмах ужасов иногда отпускают шуточки, когда происходит что-то страшное.

Отвернувшись от Кита, Гленнон рассматривал надгробный камень. Слабый свет постепенно померк, только камень был ещё виден. Всё вокруг, даже Кит, исчезло в тёмной мути, словно в чёрной дыре. Повеяло холодом. Сердце Гленнона заныло. Ему не хватало чего-то важного, чего-то необходимого, словно он стоял у могилы близкого человека. Но ведь он не знал никакого Кристофера… Почему же ему так грустно смотреть на могилу человека, которого он даже не знал?

Он понял, что эта печаль не внутри, она пришла извне. Она была в воздухе, и чем дольше мальчик находился среди неё, тем глубже она в него проникала. Что-то в этом месте было неладно…

– В чём дело? – спросил Кит.

– Ты знаешь, как вернуться к маяку? – спросил Гленнон, отступив на шаг.

Кит задумался. Он покосился на небольшие углубления повсюду в земле. Туманная мгла клубилась в траве вокруг, лунный свет придавал поляне странный цвет: не зелёный и коричневый, а голубовато-белый.

Ноющая боль проползла вверх по позвоночнику и угнездилась во лбу Гленнона.

– Я хочу домой.

– Домой на маяк? – перед ним в тумане словно плавал Кит. – Туда же, где жил призрак, о котором рассказывала Таунсенд?

– Хватит уже про призраков! – воскликнул Гленнон.

– Бояться историй про призраков – это нормально, – голос Кита словно доносился одновременно отовсюду.

– Я не боюсь, – прошептал Гленнон.

Кладбищенская тоска проникала в тело Гленнона. Она перетекала в грудь, переполняла лёгкие.

Кит вздохнул. На мгновение этот тяжёлый вздох прояснил зрение Гленнона. Кит положил руку ему на плечо и спокойно сказал:

– Ну что ж. Я знаю дорогу к твоему дому.

И потащил Гленнона через лес обратно к маяку Грейвинг, оставив кладбище позади.

Гленнон проснулся рано утром и сел у окна, чтобы сделать записи. Но в голове у него повторялось: два дня, два дня, два дня.

Буквы на странице сливались, а карандаш норовил выскользнуть из пальцев. Мальчик с трудом заставил себя успокоиться и написал для папы: «Мама купила нам одинаковые ботинки. Она чувствовала себя неважно и рано легла спать».

Он не знал, что написать о вчерашних событиях: о том, как Эверетт показался ему подозрительным, как он увеличился и растворился, словно туман, в зеркале; как «Эдмунд Фитцджеральд» покрылся ржавчиной; как он сам заблудился в лесу, увидев в костре страшное лицо; как он почувствовал на кладбище тоску и присутствие призраков.

Если бы он написал что-нибудь подобное папе в письме, тот бы сказал, что это всё лишь у него в голове, как он говорил, когда Гленнон просыпался из-за кошмара или кричал на кого-нибудь из домашних.

«Не переживай так. Ты преувеличиваешь», – Гленнон словно слышал голос папы.

Мальчику не хотелось услышать такое. Ему не хотелось услышать, что он слишком эмоционально себя ведёт и преувеличивает странности; ему не хотелось услышать, что пугающие события на острове Филиппо нереальны; ему не хотелось услышать, что он плохо оберегает маму. Ему не хотелось услышать, что он пытается защитить маму от того, что существует лишь в его воображении. Всё это было слишком реально, чтобы быть только его выдумкой.

Выходя из комнаты, мальчик остановился, опершись на стену и прижав руку к груди. Сердце заколотилось. Рёбра по-прежнему ныли, хотя и слабее. Казалось, кладбищенская тоска проникла ему в грудь и поселилась в сердце. Он не знал, стоит ли убеждать себя, что боль эта воображаемая.

Гленнон толкнул дверь в мамину комнату. Она со скрипом отворилась. Он заглянул и увидел, что мама сидит на стуле перед чемоданом. Она вытащила жакет, расшитый серебряными блёстками.

– Я думал, папа отправил этот жакет в «Добрые вещи» или ещё куда-то. – Гленнон шире открыл дверь.

– Да, он хотел, но я забрала назад. – Мама аккуратно сложила жакет, погладила рукой мягкую розовую подкладку.

Наверное, папа здорово рассердился бы, узнав об этом, но Гленнон ему ничего не скажет.

Отсвет серебряных блёсток падал на лицо мамы, и Гленнон увидел тёмные круги у неё под глазами.

– Вид у тебя усталый, мам. Как ты себя чувствуешь? Получше?

– Всё в порядке, милый, – она слабо улыбнулась. – Иди поиграй с сестрой. Не беспокойся обо мне. Домашнее задание проверю потом; мне хочется ещё полежать.

Гленнон не стал спорить. Закрывая дверь, он увидел, как мама накинула кофту. Он вспомнил, как папа говорил: «Не понимаю, почему ты всегда так кутаешься».

Ли сидела на лестнице. Волосы её были собраны в два хвостика. Она посмотрела на руку, которую Гленнон по-прежнему прижимал к груди.

– Я вчера беспокоилась за тебя. Ты так внезапно убежал.

– Да, мне история не понравилась. – Ему не хотелось признаться, что в костре ему померещился папа.

– Кит ещё здесь?

Кит вчера остался на диване в гостиной, с одеялом, стаканом воды и пачкой чипсов.

– Нет, – ответила Ли.

Гленнон спустился и заглянул в гостиную. Стакан воды и одеяло были на месте, а пачка чипсов, конечно, исчезла.

– Интересно, куда он ушёл?

– Какая разница, – сказала Ли, войдя за Гленноном в кухню, – есть более важные вещи. Например, Эверетт.

– Что делать будем? Найдём Эверетта – и что? Крест ему на лице нарисуем, посмотрим, не сгорит ли он? – Гленнон размешал хлопья и сел, зажав в кулаке ложку. – Остров – неподходящее место для вампира. Как ему незаметно пить кровь, если все быстро сообразят, что происходит что-то нехорошее?

– Может быть, весь остров в курсе. Что, если все согласились снабжать Эверетта кровью?

– Но мы же не соглашались! Я не желаю кормить Эверетта!

Послышались лёгкие шаги. Гленнон замер, не донеся ложку до рта. Симус просунул голову в дверь, увидел Гленнона, зашипел и удалился.

– Он меня совсем возненавидел, – пробормотал Гленнон.

– Что ты ему сделал плохого? Вчера вечером он притащил здоровенную мёртвую крысу. Похоже, он победил её в честном бою.

– Не знаю. Он был со мной… на пробежке.

– На пробежке? – Ли смотрела недоверчиво.

– Скорее, это был спринт. – Гленнон отодвинул плошку с хлопьями. Ему больше не хотелось есть эту раскисшую массу.

– Давай-давай, нам нужно заняться исследованием. – Ли схватила Гленнона за воротник его джинсовой куртки.

– Не хочу никаких исследований!

– Только если это для школы… что-нибудь о том, как законопроекты становятся законами. Такие исследования тебе нравятся?