своих рабочих мест дежурных операторов, ответственных за то или иное направление обороны.

— Я — слышал! — ударив себя кулаком в грудь, произнес Посланник.

— Земля — услышала! — указал он перстом вниз.

— Вода — услышала! — махнул он рукой куда-то неопределенно.

— Небо — услышало! — подняв кверху тот же самый палец, торжественно произнес волхв. — Да будет посему!

III

В начавшейся после принятия клятвы суете, никто не заметил, как и куда исчез Посланник. Суету прервал офицер связи, который доложил о том, что по «горячей линии» с Начальником Генштаба хочет срочно связаться его коллега из США. Пришлось срочно идти в «переговорную», где находился специальный аппарат связи «прямой линии», созданной специально для срочного разрешения конфликтов еще при Хрущеве. Комната, в которую вошел Валерий Васильевич, находилась в подвале Центра, всячески защищенном от любого вида перехвата, прослушивания и фиксирования, всех потенциальных переговоров. Ее аналоги находились в здании министерства обороны и Кремле. В скудно обставленном помещении находился лишь Г-образный стол с двумя крутящимися креслами для лица, ведущего непосредственные переговоры и для переводчика, одновременно исполняющего обязанности телефониста. На столе стояли два идентичных телефонных аппарата с «навороченной» клавиатурой и встроенном принтером. Переводчик, он же телефонист уже находился на своем месте. Афанасьев в школе и вузе изучал немецкий язык и владел им достаточно приличном уровне, как и покойный ныне президент, а вот английский, тем более американизированный разговорный понимал с большими трудностями, поэтому наличие профессионального переводчика было крайне необходимо. Генерал, не мешкая, снял трубку с рычага и поднес ее к уху:

— Начальник Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал армии Валерий Афанасьев у аппарата, — отрекомендовался он. Его сосед по столу повторил за ним, то же самое, только по-английски.

На том конце густой баритон Начальника комитета Штабов пророкотал, судя по тону, приветствие, а переводчик, слегка растягивая гласные, подтвердил догадку Афанасьева:

— Приветствую тебя, Ва-ле-ри! Это Майк Милли — твой вечный ночной кошмар, — не к месту решил сострить бравый американец.

— Здравствуйте, мистер Милли! Не стоит преувеличивать. В рейтинге моих ночных кошмаров вы не присутствуете, — заметил Афанасьев, невольно поджимая губы.

Милли не стал тянуть резину в дипломатических политесах, в которых был, откровенно говоря, не силен, поэтому сразу взял с места в карьер:

— Несмотря на столь раннее утро, мы тут уже в курсе того, что у вас произошло. Это, безусловно, весьма и весьма масштабная трагедия мирового значения.

— Да, — ответил Афанасьев, — для нас и для наших друзей это настоящая трагедия, унесшая жизни не только целого ряда руководителей ОДКБ[81] высшего звена, но большое количество гражданских лиц, среди которых было много людей преклонного возраста и абсолютных некомбатантов.[82] И мы, разумеется не оставим это вопиющее злодеяние без ответа.

— Я понимаю твои эмоции, Валерий, — уже более вкрадчиво и продолжая фамильярно относиться к собеседнику, желая тем самым расположить его к себе, произнес Милли. — Однако мне и моему руководству несколько непонятны твои телодвижения.

— Что вы мистер Милли подразумеваете под «несколько непонятными телодвижениями» с нашей стороны? — выдерживая официальный тон, спросил Афанасьев.

— Я имею ввиду вашу игру ядерными бицепсами, — сказал уже более жестко Милли, видя, что его собеседник не хочет поддерживать с ним игривый тон.

— Наше поведение полностью соответствует угрожаемой обстановке, — сухо констатировал Афанасьев и добавил, — полагаю, что в схожей обстановке вы поступили бы точно так же.

— Да, пожалуй, — нехотя согласился тот. — Но столь явно демонстрировать на показ открытые люки ракетных шахт… Мы, в Штатах, расцениваем это как сигнал именно для нас, что не может вызывать у нас чувства искреннего негодования.

— Это сигнал, прежде всего тем, кто намеревается в очередной раз погреть свои озябшие ладошки над огнем зарождающихся междоусобиц, который сами же и пытаются разжечь, — с явным намеком на американский след в этом деле сказал русский генерал.

— А вам не кажется, что ваши слова далеко выходят за пределы дипломатического этикета?! — уже раздраженно бросил он в адрес своего визави.

— Ну, раз вы так сразу приняли мои слова на свой счет, то у меня закрадываются вполне оправданные подозрения в достоверности моей точки зрения, — без обиняков заявил Афанасьев. Переводчик, в звании капитана войск связи не смог скрыть своего удовлетворения и в порыве чувств поднял кверху большой палец, но тут же смутился своего невольного жеста и уткнулся в аппаратуру. Генерал неодобрительно покачал головой, но замечаний подчиненному делать не стал.

— В таком случае, я вынужден от имени правительства Соединенных Штатов Америки и ее президента выразить вам генерал Аф-фа-на-си-ефф решительный вербальный протест против нагнетания вами атмосферы хаоса и недоверия в этот и без того сложный период наших взаимоотношений, — добавив жесткости в свой голос, выпалил Милли на одном дыхании.

— Я принимаю ваш протест, к сведению, — равнодушно парировал Афанасьев. Осознавая, что несколько «перегнул палку» в разговоре с человеком, который и так находится «на взводе», янки сбавил обороты и уже более примирительно обратился к собеседнику:

— Я все понимаю, Валери, — с ноткой сочувствия произнес он, — но и ты должен меня понять. На наших с тобой странах лежит тяжкое бремя ответственности за то военное всемогущество, что ниспослал нам Господь.

На том конце провода тяжко вздохнул русский Начальник Генштаба, и это несколько приободрило бойкого американца, продолжившего свои игру в интонации:

— Можем ли мы, а вместе с нами и весь мир надеяться на то, что нервная реакция ваших стратегических сил, вызванная, только что случившейся трагедией, не будет иметь своего продолжения? — вкрадчиво поинтересовался Милли.

— Если за терактом не последует никаких враждебных действий, с какой бы то ни было стороны, направленных на подрыв суверенитета нашей страны и жизни ее граждан, то и с нашей стороны не будет более жесткого реагирования. А приведение войск стратегического назначения в состояние повышенной боевой готовности, будем считать, как незапланированное учение.

— Вот это ты правильно сказал, Валери! — повеселел представитель супостатов. — Значит, я могу передать своему президенту, что инцидент близок к завершению?

— Да. Но все-таки какое-то время мы еще подождем с окончанием до прояснения дальнейшей обстановки.

— Да-да, я понимаю, — поспешил американец, — и все же я попросил бы тебя, Валери, не как твой извечный оппонент, а как простой житель планеты Земля, снизить градус напряжения в как можно более короткий срок.

— Разумеется, мы учтем твои пожелания, Марк, — ответил Афанасьев, назвав впервые за весь разговор своего визави по имени.

— Когда нам ждать снижения напряженности с вашей стороны? Пойми, Валери, — тут он несколько замялся, — я ведь интересуюсь не из личного любопытства. Надо мной, ты сам понимаешь, стоят люди