за протянутые к нему руки, сжал их – и полный мужчина закричал. Пальцы у вождя захрустели, как мелкие каменья хрустят под подошвами… И Филипп вышвырнул его за стену, будто щенка. Тяжелое тело упало с воплями, а затем и стонами: приземлившись, вождь Орла сломал еще и ногу.

Граф выглянул за стену и удовлетворенно усмехнулся. Затем подозвал к себе сына, который ловко взобрался по лестнице. Перед ними легли копья, колчаны были приставлены к перилам, и все принялись напряженно вглядываться в туманные топи.

Долго ждать не пришлось.

Через полчаса что-то тихо зашелестело, зашуршало, словно много змей разом поползли по земле. Люд этого не слышал, но чуткие вампиры прекрасно понимали: ехидна где-то рядом. Дрожащая Йева перевесилась через подоконник, ее изумрудные глаза были распахнуты, как у напуганной лани. За спиной у графской дочери, ссутулившись, нервно шила Эметта.

– Она где-то рядом… – шепнул Уильям стоящему подле него сэру Рэю.

Лошади в конюшне захрипели, забили нервно копытами, и этот животный страх пролетел над всем городком, залетел в каждый дом. Уж не хуже ли будет от нападения на нее, на Многоголовую? Жители судорожно дрожали, попрятавшись.

Филипп молча вглядывался в густой ночной туман, склонив седую голову. Молчал и вождь, прижавшийся к воротам и понимающий, что лишний шум только принесет скорую погибель. Он не слышал туман… Он не видел сквозь него. Черная безглазая змея показалась из пелены, заизвивалась по гнилой листве к ничего не замечающему мужчине и уже раскрыла пасть, усеянную двумя рядами острых зубов, – как вдруг просвистела стрела. Она вошла аккурат в оголовье. В тишине – без визга, без шипения – змея ударилась о землю, но потом что-то подняло ее над землей и утянуло обратно в болотную мглу.

Вождь это увидел и вскрикнул. И тут же из сизого тумана родились другие змеи без глаз, но всех их настигали стрелы. Одна голова… Две, десять, двадцать… Все они кидались в атаку одновременно, бесшумно. Только и успевали щелкать тетивы. Леонард стрелял без промаха и быстро, но даже он не мог угнаться за отцом, выпускавшим по три стрелы, пока сын едва успевал отправить одну.

Вот очередная змея ударилась оземь, поднялась и исчезла в тумане. Над Орлом нависла тревожная тишина. Только шелестела за частоколом гнилая листва да лошади неистовствовали в конюшнях. Еще в домах плакали малые дети, будто понимающие, что происходит, а вместе с ними плакал у ворот и обезумевший от страха пышнотелый вождь. Вслушиваясь, Леонард обеспокоенно поворачивал голову, силился понять, что происходит в топях. Но было тихо… Совсем тихо… А потом старый граф, побледнев, резко крикнул всем внизу:

– Обнажить мечи!

Теперь уже все услышали – что-то громадное волоклось к частоколу. Филипп выстрелил в сизый туман. Визг, нечеловеческий! Что-то завопило, да так, что следом испуганно завопили в городке и все бабы, а руки графа продолжали посылать стрелу за стрелой – и каждая настигала цель. Когда Леонард разглядел то, что явилось из тумана, он в ужасе отпрянул. То был гигантский клубок шевелящихся гадов! Еще живые змеи прятали под собой что-то в середине, пока уже мертвые змеи становились для ехидны щитом. Завидев свою смерть во плоти, вождь истошно завопил и принялся биться в ворота, взывая к милости Ямеса. Между тем ехидна уже сжалась пружиной. Она прыгнула вперед, и ее змееголовые конечности обвили вопящего. Хрустнули ломающиеся кости… Замолкнувшего мертвеца подняло к клубку, а плотно сжатые гады разомкнулись, отчего внутри показалось что-то белесое.

Сверкнуло острие копья!

Сталь зло впилась в белое тело ехидны, которое та открыла по неосторожности. Над Орлом разнесся истошный визг боли и ярости. Пока Филипп ухватился за следующее копье, чтобы вновь поразить им цель, болотная тварь поняла свою оплошность и спряталась за своими змеями. Часть змей устремилась через частокол, поползла по нему ввысь. Перевесившись, они широко раскрыли пасти прямо напротив дозорной башни.

Тогда граф схватил застывшего от испуга сына за шиворот и скинул его к гвардейцам. Сам же быстрым движением извлек меч. Увернувшись от атаки одного гада, он отрубил тому зубастую голову. Затем вторая голова, третья, четвертая… Сталь без устали рассекала мягкую плоть, которая падала к ногам графа и свирепо щелкала пастью в пустоту. Вновь визг. Последний… И наступило безмолвие, только шелестела старая листва. Ехидна отхлынула от покосившегося частокола, перестав налегать на него, и бесшумно вернулась в стену тумана, унося с собой труп вождя.

Над городом повисла тишина.

Все вокруг стояли с распахнутыми ртами и с благоговением смотрели на Филиппа. Тот ловко спустился со сторожевой башни и подошел к своему сыну.

– Ничего не сломал? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил Леонард.

Граф кивнул, развернулся и подошел к одной из отрубленных голов, что извивалась у подножия башни. Обрубок продолжал шевелиться, прыгать по земле и щелкать зубами. Попросив принести огонь, Филипп с интересом рассмотрел отрубленную конечность, служившую ехидне и рукой, и ногой, и оружием, а затем поднес к ней пылающий факел. Пламя быстро занялось. Зашипело, паленый смрад разнесся в воздухе. Обрубок судорожно дернулся и сжался в клубок, иссыхая на глазах.

– Боится огня… – прошептал сам себе граф Тастемара. – Значит, это все-таки пожар в болотах выгнал ее и сестер с их охотничьих угодий.

– Господин, – спросил сэр Рэй, – что дальше?

– Сожгите остальные головы. Затем выставьте дозорных и можете идти отдыхать, – ответил Филипп, пряча свой клинок в ножны. – Нам повезло, что эта тварь оказалась куда меньше и неопытнее, чем я думал… Почти детеныш…

– Детеныш?! – воскликнул пораженный рыцарь. – О, Ямес…

– Да, сэр Рэй. Если бы это была матерая, большая ехидна, похожая на ту, что мы встретили у полноводной реки, то она бы не стала довольствоваться подачками вождя. Мы бы обнаружили здесь лишь пустое поселение с поваленным забором. Но на счастье местных, здесь для такой опасной твари слишком мелко.

После этих слов Филипп повернулся к перепуганному люду.

– Я разжаловал вашего вождя! Так что выбирайте другого, из более понятливых, и чтобы утром он уже стоял передо мной. Ясно?

Все закивали, соглашаясь. Тогда граф развернулся к сыну и, поблагодарив его, отправился к постоялому двору, где спокойно задремал. Будто и не было страшного побоища с демонической тварью… Будто все произошедшее – мелочи жизни. Ну а обрадованный Леонард, наконец-то почувствовавший свою значимость, тоже вернулся к себе в комнату, где его уже ждала Эметта.

* * *

Графа Тастемара проводили восхищенным взглядом.

– Нет, ну вы видели. Видели?! – обратился капитан к рыбаку. – Никогда бы не подумал, что наш лорд на такое способен.

– Да, наш граф – удивительный… человек.

Между тем Уильям отвечал постольку-поскольку, а сам поглядывал в сторону постоялого двора. Оттуда, высунувшись из окна, на него глядела Йева, ласково улыбаясь.

– Признаться, я после случившегося поел бы! Быть может, вы все-таки разбавите мой отряд чересчур веселых ребят своим редкостным занудством? – продолжил, нервно рассмеявшись, сэр Рэй.

– Нет, прошу простить, но я, пожалуй, отдохну…

– Ваше дело. Но не ждите меня до полуночи – мы с моими гвардейцами будем праздновать головокружительную победу! Знатная баллада выйдет, ох знатная! «Победа над Многоголовой»! Нет, лучше «Свержение великой Многоголовой»!

И, обнажив в улыбке белоснежные зубы, что для мужчин его лет было редкостью, сэр Рэй бодрым шагом направился прямиком в сторону таверны, чтобы как следует отметить. Впрочем, победа была лишь поводом еще раз напиться – пиво в Орле оказалось отменным.

Уильям же, завидев нежный взгляд девушки, сразу все понял. Он взлетел по ступенькам на второй этаж, словно птица. Его комната была с краю, в то время как графская находилась у лестницы. Йева уже стояла в коридоре и глядела из мрака большими изумрудными глазами, сама при этом напоминая ребенка: до того тоненькая, как струна. Их взгляды встретились. Уилл взял ее за руку и горячо поцеловал.

Не успела закрыться за ними дверь, как его руки потянулись к завязкам платья, стали порывисто их распутывать. А еще чуть погодя графская дочь в каком-то волнении трогательно прижималась к нему и он целовал ее, гладил по белой спине.

– Я тоже по тебе соскучилась, – шепнула девушка.

– Знала бы ты, как тяжело не глядеть на тебя, молчать.

– Я из-за этого уже возненавидела походы, – вздохнула Йева и положила голову ему на грудь. – Каждое твое слово, каждый твой взгляд становятся поводом для пересудов. А потом кости нам моют между собой. Бр-р-р…

– Ничего не поделать, приходится терпеть, – улыбнулся Уилл, поглаживая ее по медным волосам. – Интересно, та ехидна