Худощавый, заросший щетиной молодой человек в ярко-желтой футболке и синих тренировочных брюках хрипло позвал из дальнего угла палаты:

– Ритуля, башка раскалывается – сил нет! До обхода все нормально было, а как врач ушел – заболел затылок. Да так, что в глазах темно. И подташнивает немного.

– Нынешнее поколение – хилое, – заметил лысый. – Смотри, парню еще двадцати пяти нет, а хворает, как старый дед.

– От армии косит! – хохотнул толстяк. – Это у них сейчас в моде. Осенний призыв начнется, а у него, глядь, уже справочка на руках. Вот и получается, водку жрать да девок щупать – здоровье есть, а родину защищать – голова болит.

– Да пошел ты!.. – огрызнулся молодой человек.

Маргарита присела к нему на кровать и достала из кармана халата свернутый тонометр:

– Давай руку.

Толстяк из своего угла с интересом наблюдал, как она ловко надела больному нейлоновую манжету с фиксирующим металлическим кольцом, отрегулировала воздушный клапан и быстрыми движениями накачала воздух.

– Ритка! А как ты обходишься без этого… как его… который в уши вставляется?

– Без стетоскопа, – подсказал кто-то.

– Вот-вот, – закивал толстяк, – без него.

– Я слежу… за колебаниями… стрелки, – медленно, не сводя глаз с манометра, ответила Маргарита, потом решительно ослабила кольцо и расстегнула манжету: – Сто сорок на девяносто! – Она покачала головой. – Повышенное. Сейчас дам тебе папазол. Если через полчаса не придешь в норму, вколю магнезию.

– Через полчаса! – хохотнул толстяк. – Да ему до конца сентября нельзя в норму приходить, пока военкоматы повестки рассылают!

Маргарита встала, собрала пустые стаканчики, проверила капельницу у больного, лежащего на средней койке слева от входа, и еще раз сверилась с листом назначений.

– Антиох!.. – выкликнула она и удивленно замолчала.

Этого просто не может быть! Впервые в ее практике больной по документам не имел фамилии. Она сама, да и все в больнице настолько привыкли к этому странному человеку с чудаковатым именем, что никому и в голову не пришло взглянуть, как он значится на бумаге.

«Надо будет посмотреть его медицинскую карту, – решила девушка. – Ведь у Антиоха – если только это не прозвище, а имя – должны быть и отчество, и фамилия, и год рождения». Впрочем, она и сама не знала, зачем ей это надо. Просто интересно. Да и порядок в отчетности как никак должен быть.

– Антиох! – повторила она. – В полдень – на выписку! Хватит бока нагуливать на государственных харчах!

– А нашего бомжа нет на месте с самого утра! – доложил толстяк. – А может, и с ночи.

– Ночью – был! – подал голос лысый. – Я его за бороду дергал, чтоб не храпел!

– А где же он? – растерялась Маргарита. – Может, в уборной?

– Может, и в уборной, – кивнул молодой человек в желтой футболке. – Но тогда у него, значит, затяжная диарея.

– И во время обхода его не было, – вспомнил лысый. – Видать, убег наш косматый философ. Не вынесла душа поэта уколов в задницу.

– Бомж – он и есть бомж, – резюмировал толстяк. – Сколько волка ни корми, а он все равно… по помойкам шастает!

– Волк по помойкам не шастает, – серьезно возразил лысый. – Он в лес смотрит. А наш сыроярский лес – всем волкам лес.

– И псам, – мрачно добавил юноша.

Маргарита покинула восьмую палату, прикидывая в уме, успеет ли она до начала процедур хоть что-нибудь перехватить из еды. Голова прошла, но осталась изматывающая слабость, и опять проснулось сосущее чувство голода. Глаза словно запорошило песком, а желудок жгло, как если бы она выпила кислоту. В пластиковом стаканчике с надписью «Антиох» осталась таблетка но-шпы. Маргарита опрокинула ее себе в рот и проглотила, не запивая.

«В холодильнике есть йогурт, – вспомнила она. – Вполне достаточно для поддержания сил. А еще нужно выпить кофе или крепкого сладкого чаю…»

Девушка бросила взгляд на дверь с табличкой «6» и остановилась. Пациент из шестой палаты! Звучит символично. Она обещала этому невыносимому нытику поставить капельницу с глюкозой.

Вздохнув, Маргарита повернула обратно, в процедурную.

Свежие царапины на двери кабинета напоминали, что сегодня здесь поменяли замок. Она подергала дверь и мысленно плюнула: заперто!

Что делать? Идти к «вобле» за новым ключом? Та не упустит возможности еще раз поиздеваться над ней. А это на четверть часа, не меньше. Значит, нужно просто найти свободную стойку капельницы в одной из палат.

Маргарита двинулась на обход по второму кругу.

– Наша Риточка прикрылась ниточкой!..

– Сестричка, ты по мою душу?..

– Соскучилась?..

– Ритка, нужен мужичонка от сорока пяти до семидесяти!..

– Телевизор починят или нет?..

И тут она вспомнила, что свободная (теперь уже – увы – свободная) капельница есть в ПИТе.

Пристроив поднос, который уже казался тяжелым и громоздким, на одно из угловых кресел холла, Маргарита бросилась по коридору к сестринскому посту, мрачным пятном темневшему в торцевой части этажа.

Место дежурной медсестры, как всегда, было необитаемым, компьютер на столе безжизненно молчал, экраны монитора и осциллографа показывали пустоту. В раскрытом журнале зловеще чернела финальная запись вчерашнего дня: «19.32, Струковский, остановка сердца. Параметры контроля…»

Маргарита остановилась перед дверью в палату. Ей вдруг стало не по себе. Она вспомнила застывшее в смертельной маске белое лицо, кровавую пену в уголках искривленных губ, стеклянный взгляд, устремленный прямо на нее с ужасом и болью, сдутую гармошку респиратора, выдернутый из сети провод, лежащий в пыли…

К горлу подкатила дурнота, а на лбу выступила испарина. Нужно преодолеть себя. Всего четыре движения: открыть дверь, войти, взять стойку капельницы и выйти. Прав Михаил Саркисович, и Женька права: она слишком чувствительная, слишком слабая для профессии медика.

Маргарита протянула вперед руку. Пальцы мелко тряслись. «Спокойно! – приказала себе девушка. – Всего четыре движения. Ничего страшного. Палата пуста. За окнами – белый день… Хотя… тьфу!.. окон там нет!.. Там вообще никого и ничего нет, кроме двух застеленных коек и отключенного оборудования… А в привидения я не верю!»

И вдруг она услышала голоса за дверью! Точнее – невнятное бормотание.

Сначала она решила, что это – уборщица или кастелянша, и на секунду успокоилась. Но внезапно ледяная волна ужаса прокатилась по всему телу и рухнула вниз. Колени разом ослабли, а руки окоченели. В ПИТе сейчас находиться некому! В палате убрались и поменяли белье еще ранним утром! К тому же… К тому же голос за дверью – мужской!

Бормотание усилилось. Теперь Маргарита могла разобрать отдельные слова: