– Замолчи! – Кирилл очень постарался, чтобы голос прозвучал твердо. – Не смей так говорить о Любови Леонидовне. Может быть, она не во всем права, но это – не повод оскорблять пожилую женщину. Тем более, в моем присутствии.

– Да ладно? – Рэд прищурился. Плавным рывком – только адапты так умели, пластично, но очень быстро – перетек из лежачей позы в сидячую. – В присутствии? И что ж ты мне сделаешь, интересно? По хлебалу зарядишь?

– Перестань. Я уже говорил, что не умею драться. Кроме того, мы оба знаем, что ты не причинишь мне вреда.

На это Рэд не ответил. Молча улегся на спину. В пальцах у него зашевелился невесть откуда взявшийся веер сюрекенов, адапты любили их крутить.

Веер то сдвигался, то раздвигался, словно машущая крыльями птица. Учитывая, что края «звездочек» были острее бритвы – Кирилл покосился на залитый медицинским клеем палец – это занятие требовало необыкновенной ловкости. Зрелище завораживало. Кирилл следил за сюрекенами, словно заколдованный.

– А чего ж тогда шарахаешься, как от чумного? – Веер в адаптских пальцах замер. – Если вреда не причиню?

– Это… от неожиданности.

Рэдрик хмыкнул. Веер снова пришел в движение.

– Подожди, – заторопился Кирилл. Сейчас очень важно было все объяснить. – Я вовсе тебя не боюсь! Просто не привык пока. Тебе ведь случалось у нас бывать, ты сам видел, что в Бункере – совсем другая жизнь! У нас за эти пятнадцать лет как будто разные культуры сложились, понимаешь? У вас – военизированная, походно-полевая, а у нас – типичный академический рассадник. – Это было любимое выражение Сергея Евгеньевича. – У нас никто никого не окрикивает, не одергивает, не командует. Все – взрослые, умные люди, и все отлично знают свое дело…

– А мы не знаем, да? – набычился Рэд. – Вы – умные, а мы говно бессмысленное – так, что ли?

– Да я не о том! Ну почему ты сразу в бутылку лезешь? Я про себя говорю. Пытаюсь тебе объяснить, что к окрикам не привык. И чтобы меня дергали или толкали, тоже не привык… А еще меня никогда не били. А ты уже – сколько раз ударил.

– Я тебя бил?! – взвился Рэд. Он даже из спальника выпрыгнул от возмущения. – Когда?!

Сюрекенов у него в руках уже не было. Мощью обнаженного тела и позой – встав на одно колено, нависнув над Кириллом – рассерженный адапт напоминал гладиатора из сериала «Спартак». Если бы гладиаторы носили мешковатые трусы непонятной расцветки.

– Сегодня, – растерялся Кирилл, – когда мы на дороге были. Я отвлекся и в яму наступил, чуть не упал. Ты меня тогда поймал, говоришь – куда ж ты прешь, жопа слепая? – и коленом по заду стукнул. Помнишь?

Рэд так яростно возмутился, что Кирилл, несмотря на хваленую память, готов был в себе засомневаться. И смотрел на застывшего в гладиаторской позе адапта с неуверенностью – хотя сказанное на дороге процитировал слово в слово. Сам бы такой текст в страшном сне не выдумал.

– И ты считаешь, что пинка по заднице – это я тебя бил? – уточнил Рэд.

Кирилл утвердительно кивнул.

– Охренеть. – Адапт перетек обратно в спальник. – Н-да.

Кирилл, втайне ожидающий понимания и извинений, замер.

– Значит, так, – не глядя на него, решил Рэд. – Как там у вас, в Бункере, принято, мне плевать. Моя задача – тебя довести и вернуть назад. То, что ты считаешь, я тебя бил – по нашим понятиям, пальцем не тронул. – Он приподнялся на локте. – Не я к тебе в Бункер вломился, а тебя мне на шею повесили! Здесь, в походе – свои правила. Сюси-пуси с тобой разводить никто не будет, времени нет. – Рэд помолчал. – Сказать, почему мы сиплые?

Кирилл осторожно кивнул, не понимая, при чем тут это.

– Орали много, – спокойно объяснил Рэд, – когда мелкие были. От боли. Когда обгорали.

Кирилл почувствовал, что у него в ужасе расширились глаза.

– Орали – ну, и доорались. Дурные ж были, боль терпеть не умели. Вот, и посрывали связки. У некоторых вовсе голоса не осталось, как у Олеськи. Она потому и молчит всю дорогу, что говорить тяжело… Чего уставился? Скажи еще, не знал?

Ответить Кирилл не смог. Горло перехватило не хуже, чем у безголосой Олеси.

Рэд, до того смотревший недоверчиво, теперь, кажется, поверил. Тепла во взгляде не прибавилось, но и злость ушла.

– «Курите потому что», – горько передразнил он. – Олеська, между прочим, вообще не курит, и даже, если рядом закурить – в сторону отходит. Ей нюх сбивать нельзя… Ударили, блин, его! По жопе двинули. Охренеть – событие! Ладно, спи давай.

Он запахнулся в спальник и отвернулся.

Прошла минута или две, прежде чем Кирилл сумел выдавить:

– Хорошего отдыха.

Ответа, разумеется, не дождался.

Вечером у Кирилла болели не только ноги, но и все тело.

– Ты чего во сне подвывал? – подозрительно спросил Рэд.

Вокруг была еще не ночь – вечерние сумерки. И в этих сумерках Кирилл разглядел, что за ту минуту, пока сам он, разбуженный недовольным окриком, пытался сообразить, на каком свете находится, Рэд успел одеться и скатать спальный мешок.

– Я аж подпрыгивал. Че стонал, ну?

Таиться смысла не было.

– У меня все болит, – признался Кирилл. – Везде.

Рэд нахмурился. Зажег фонарь – Кирилл зажмурился, ослепнув – и дернул за молнию спальника. Тот предательски развалился на две части, и Кирилл оказался перед адаптом в одних трусах.

– Не трогай меня! – Он неловко попытался поймать застежку. – Я встаю, не надо…

– Да не дергайся ты. – Рэд хлопнул его по руке. – Хуже бабы, блин! То «не смотри», то «не трогай»… – Он цапнул переставшего сопротивляться Кирилла за плечо и перевернул на живот. С облегчением констатировал: – Ожогов вроде нет.

– Естественно, нет! – Кирилл, вырвавшись из железных пальцев, схватил брюки. Вчера не догадался сложить одежду, и теперь она оказался мятой и вывернутой наизнанку. – Во-первых, откуда им взяться, а во-вторых, я ведь объяснил – я не переживу ожогов.

– Да хрен тебя знает, что ты переживешь. Чудной ты. Сам белый, как молоко, а чуть тронь – пятно красное.

Кирилл бросил взгляд на плечо.

– Это сейчас пройдет.

– А болит все почему?

– Не знаю…

– Сталкер, да отцепись ты от него, – донесся снаружи мурлыкающий голос. – Вот же докопался, как пьяный до радио – спой да спой! Привет, мальчики.

Полог палатки откинули, и Кирилл порадовался, что успел натянуть хотя бы брюки.

– Чего тебе? – хмуро бросил Рэд.

– И тебе: добрый вечер. Воды бункерному принесла, умыться… На. – Лара сунула Кириллу в руки плоскую флягу. – А болят у него мышцы – от усталости и от того, что на твердом спал. Вспомни, когда Дмитрич с нами в Бункер ходил, то же самое было.