Князь Горчаков, намеревавшийся закончить быстрее трудный день и отправиться в свои покои на отдых, вынужден был пригласить визитёра к себе. Услышавший про Третье Отделение, Тышкевич тоже проскользнул в кабинет.

Действительный статский советник отличался нездоровой полнотой и, вероятно, дурным характером. Говорил глухо, веско, не терпящим возражений тоном. Носил очки, пренебрегая плетением, восстанавливающим зрение.

— Милостивый государь! Вопрос касается богомерзкого политехнического института. Мне требуется всемерное содействие губернской канцелярии.

— Окажем, ваше превосходительство. Мы своё дознание провели. Вот, штабс-ротмистр Тышкевич и корнет Искров. Доложат обо всех подробностях.

— Могу ли я просить передать их на время в моё полное распоряжение?

Горчаков не возражал. Возможно, он сам желал продолжения дела о хитрых шотландцах, но был рад передать ответственность другому чиновнику того же четвёртого класса.

— Тогда не смею более задерживать, — поклонился князь.

Они отправились на нижние этажи, в расположение офицеров Девятого Отделения, отдыхавших в свободное от дежурства у вице-губернатора время.

Когда спустились на этаж и свернули в коридор, Тышкевич подал знак Искрову, а сам бросился на тайного советника, одной рукой крепко охватив за корпус, другой приставив кинжал к горлу. Корнет вытащил револьвер.

— На ощупь ты гораздо худее, твоё превосходительство, — прошипел граф. — Даю три секунды, чтоб убедил меня не перерезать тебе глотку.

Когда холодная сталь прижата к горлу, надрезая кожу, поздно ставить какие-то защиты. Как и воздействовать на обладателя ножа: любое его судорожное движение располосует шею так, что не всякий амулет залечит дырку.

Искров, не дожидаясь команды, выпотрошил весь запас амулетов и Сосудов с Энергией из «действительного статского советника», удививших количеством.

— Я всё расскажу, господа, — пообещал задержанный, признав бесполезность сопротивления. — Уверяю, действую сугубо в интересах Государя и Российской империи. Но как вы узнали меня под мороком?

— Мы же — «девяточники», — пояснил Искров. — Около губернатора или вице-губернатора непременно должен быть Одарённый, чувствующий магию. Вы — тоже Одарённый, ваш морок собственный, не из амулета. И, отдам должное, убедительный. Я вас по-прежнему вижу как столичного чинушу. Но пара ниточек плетения, что вы не удосужились спрятать, выдаёт.

Виктор Сергеевич не был настроен на разговоры в коридоре. Сперва нацепил на запястья притворщика наручники, сковывающие движения и блокирующие магию, причём — любую.

Маскировка развеялась. Перед охранниками стоял невысокий беловолосый мужчина лет сорока с абсолютно незапоминающимся лицом. Идеальный топтун-наружник для охранки. Одет он был в немного пыльный дорожный костюм, ничуть не дорогой, каким казался минуту назад. К ногам уронил саквояж из потрескавшейся рыжей кожи.

Офицеры бесцеремонно затолкали его столовку для чинов губернской управы, по вечернему часу пустующей. Тышкевич достал амулет с плетением правды. Особо миндальничать с задержанным он не собирался.

Тот, посаженный на стул, смотрел на обоих настороженно, но без страха. Скованными руками достал платок и прижал к кровавой ссадине на шее от ножа.

— Проша, задавай вопросы. А я буду смотреть, не брешет ли. Ежели что, малость подстегну… господина, — граф перевернул свой стул спинкой вперёд и уселся верхом, не спуская глаз с мужичка.

— Ты — не из Третьего Отделения, — начал Искров. — Откуда?

— Прошу, не нужно этого вопроса. Я из Торжка. Из какого установления, вам лучше не знать.

Граф обнаружил, что браслеты смазывают действие и его плетений, а не только мешают ворожить задержанному. Поэтому хлестнул наотмашь силой амулета, полученного от Третьего Отделения.

Человек охнул. Лицо мигом покрылось испариной.

— Так чего нам знать не стоит? Признавайся, не стесняйся, — нажимал корнет. — Его благородие вас ещё не так приласкают, коли будете врать. Самозванец, присвоивший полномочия действительного статского советника, это не фунт изюму. Лет на пять острога и двадцать каторги тянет. Ну? Или ещё раз? Господин штабс-ротмистр!

— Не надо! Из Тверской митрополии Русской Православной Церкви, — взвыл мужчинка и поднял перед собой скованные руки. — Христом Богом прошу, оставьте ваше диавольское плетение. Бьёте меня прямо по незащищённой душе!

Виктор Сергеевич и в самом деле был намерен врезать вторично. Уж больно сказочно прозвучали слова паразита. Но ничего, свидетельствующего о лжи, он не обнаружил. Или разглядеть просто помешали наручники.

— Имя?

— Брат Фёдор. Монах. В миру — Пётр Пантелеев.

— Прохор, пусть выбрешет свою сказку до конца, — вмешался Тышкевич. — Потом задам несколько вопросов, проверю амулетом. Да, будет больно. Сам виноват, что пытался влезть к нам обманом.

Рассказ, несколько сбивчивый, занял минут двадцать. Потеряв личину степенного господина, монах утратил и солидность в разговоре. Очевидны были его лицедейские таланты, морок служил просто гримом. Служитель Господа изрядно вживался в роль. Когда шагал по губернаторской резиденции в ипостаси действительного статского советника, походка у него была соответствующая — переваливающаяся. А также отдышка и кашель не слишком здорового телом толстяка.

Искров перерыл содержимое саквояжа задержанного, где кроме перемены белья лежали портрет О’Нила и его тетрадка с заумными математическими закорючками, а также амулет из оникса в отдельной коробке.

— Для детектора личности, — пояснил монах. — Ежели он покупал билет, садился на поезд или на пароход в Америке, узнаем. Но один я не справлюсь. Нужна команда. Узнал, что вице-губернатор уже посылал людей, в итоге Маккенна О’Коннор скончался от зело интенсивного допроса. Решил, что если сам возглавлю группу, удержу слишком ретивых от столь неуклюжих поступков.

Пока совершивший неуклюжий поступок корнет открывал рот для отповеди, Тышкевич рявкнул «сидеть-ждать!», словно отдавал команду сторожевой овчарке, и утащил напарника в коридор.

— Проша, это наш шанс.

— Виктор Сергеевич… ты хорошо подумал? Это же в нарушение всех правил!

— Взвесить детали не хватило времени. Но вспомни присягу: мы клялись быть верными Государю, Отечеству и Святой Православной Церкви. Коль церковь сочла произошедшее в Ново-Йорке угрозой, мы не вправе оставить Святой Престол без помощи.

— Не уведомив вице-губернатора?

— А если уведомить, прикрытие рассыплется. И так уже слишком широк круг знающих, что святые отцы занимаются спецоперациями. Ты да я. И ещё Анастасия узнает при сеансе связи, но она не в счёт — скована обетом молчания и умрёт, если вздумает его нарушить.

— Хоть не пророк, но предсказываю: судить нас будут не по букве присяги, а по параграфам Уложения о преступлениях и наказаниях. Как соучастников этого Петьки Пантелеева, обманувшего нашего князя. Дюже холодно в Сибири!

— Ты прав, — признал граф. — И поскольку в курсе всего, я с монахом не начну дело, не заручившись твоим согласием. Или ты со мной, или сдаём святошу полицейскому приставу. Что решишь?

На высоком челе Искрова под огненно-рыжей шевелюрой пролегла складка задумчивости. Что называется, и хочется, и колется…

— Третье Отделение нас прикроет?

— Уверен — да. Причём официально. Невместно служить под началом родного дяди, но разово выполнить поручение, коль оказался в нужном месте в нужное время — то почему бы и нет. Сейчас отправлюсь к Горчакову и сообщу, что Львова по-прежнему нужна для дела. А через неё налажу сношение с охранкой.

— Сношение…

— Пошляк ты, ваше благородие! Связистки неприкосновенны, заруби на конопатом носу. Не только она с нами будет, монах притащил чеков и векселей на десятки тысяч, и снова пригласить Сэвиджа не составит труда. Естественно, за старшего — я. И так, ты со мной?

Искров поколебался ещё несколько секунд.

— Чувствую, что совершаю главную и самую большую глупость в жизни. Но если откажусь и останусь в Ново-Йорке под подолом у Горчакова, всю эту жизнь буду сожалеть.

Штабс-ротмистр удовлетворённо кивнул. Другого он не ожидал. Безродным Одарённым, не имеющим высоких покровителей на Олимпе Торжка, шанс на успех выпадает редко. Глупо им не воспользоваться.

Глава 7

Больше всего в усадьбе-крепости боярина Монморанси поражал забор. Конечно, его дворец, не уступающий Вавелю по размерам, только исполненный гораздо с большей претензией, тоже производил впечатление. Но мало ли в мире дворцов? А вот таких ограждений…

Из бетонного основания выходили штыри толщиной в руку взрослого мужчины, смазанные густым жиром. На высоте их соединяла обвязка, перемотанная шипастой ключей проволокой. Верху эти штыри заканчивались остро наточенными пиками.

В двух десятках шагов за оградой начинался тропический лес, пронзённый трубами, из которых периодически брызгала вода. На широте Монтеррея в это время года было не просто жарко — адски горячо. Без постоянного полива, как в дворцовом саду, растительность неизбежно пожухла бы и засохла. Из сумрачной