Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раз в полгода у меня возникает желание выпить кока-колы, и тогда я в один присест осушаю целую бутылку.
– Надо было нам самим прихватить, – сказал Джон. – Знаешь, мне никогда не приходило в голову спросить тебя, почему тебя зовут Кеплер, дорогой Кеп.
– Я выбрал это имя, потому что люблю читать о великих ученых, – пустился в объяснения Кеплер, откинув с лица длинные блестящие черные волосы. – Кеплер – один из немногих – почти всегда оказывался прав и вообще был симпатичным человеком. Все его любили. Симпатичные ученые встречаются не так часто. У него средневековое мышление, но голова была ясная, и когда ему пришлось делать выбор между Птолемеевой системой со всеми ее эпициклами и деферентами, и наблюдениями Тихо Браге, он выбрал Тихо. Он знал, что Тихо помешан на своих исследованиях и все ночи напролет вел наблюдения. Ночи в Дании холоднющие, но ученому все было нипочем.
– И он сделал правильный выбор, – подхватил Дэниел.
– Хотя и не верил, что Господь Бог разбросал звезды по небу при помощи небесной метлы, – добавил Кеплер.
– Зато он был прав в отношении трех законов, – сказал Дэниел, обнаруживая осведомленность в астрономии, о которой я и не подозревала. – Квадраты времен обращений разных планет пропорциональны кубам больших полуосей их орбит. Позже Ньютон доказал, что это верно. Особенно, что касается отношения кубов полуосей и квадратов времен. Ньютон доказал, что это соответствует действительности, потому что сила гравитационного притяжения между телами прямо пропорциональна их массам и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними. Поэтому кубы орбит относятся к квадратам времен, как их массы к квадрату расстояния между ними; значит, Кеплер был прав.
– Все это постоянные величины для нашей Солнечной системы, – согласился Кеплер, улыбаясь Дэниелу.
Он был похож на китайского божка. Вот только китайские божки не щеголяют в костюмах ручной работы из превосходной чесучи, темно-серый цвет которой прекрасно оттенял проблески седины в волосах Кеплера. По крайней мере, насколько мне известно. На самом деле я никогда в жизни не встречалась с китайскими божками. Надо будет порасспросить о них Мероу
– Кеплер только что приехал, – объяснил Джон.
– Откуда? – поинтересовалась я, поскольку в моем скромном жилище нечасто приходится слышать выражения типа «пять правильных тел» и «гармония мира».
– Я встретил его, когда ездил спасать голодающих в Камбодже. Мы попали в ужасные условия, и он очень заботился обо мне. Кеплер приехал из Гонконга, но вообще-то он из Китая. А Чез перебрался сюда, когда ему было всего пять лет, – добавил Джон.
Это объясняло произношение Чеза. Никогда не видела столь непохожих друг на друга братьев. Чез больше был похож на Джейсона: живой, любознательный и, если я что-то понимаю в ловкачах и хитрецах, – азартный игрок. Кеплер же был ни то ни се, казалось, мысли его витают где-то в облаках, а может, и на других планетах. Они с Дэниелом так здорово развлекались, что я не решалась перебивать их.
– Он – компьютерный гений, – восторженно сообщил Джон. – Отдел игр «Майкрософт» отваливает ему кучу денег за его придумки. В остальное время Кеп преподает тэквандо.
– А вот за прилавком от него никакого толку, – поддел его брат. – Он все норовит раздать бесплатно разным оборванцам.
– Да уж, от тебя такого не дождешься! – усмехнулся Джон. Чез миролюбиво отмахнулся. – Я взял отпуск на месяц. Последнее задание в Камбодже было уж слишком рискованным. Вот я и решил показать Кепу Мельбурн.
– Отличная идея, – поддержала я. – А что его интересует?
– Все, – отвечал Чез. – Я пришел помочь ему перевезти вещи. И на квартиру посмотреть, чтобы обо всем доложить маме. Потом мне придется вернуться, сегодня ожидается большая партия футболок.
Это можно было расценить как легкий намек. Джон послушно допил свой бокал и поставил его на стол. Кеплер едва пригубил свой. Джон дотронулся до его плеча.
– Нам лучше поторопиться, Кеп, – сказал он. – Рад был повидаться, Дэниел.
– Может, зайдешь как-нибудь, в шахматы сыграем? – предложил Кеплер Ли. И посмотрел на Джона таким любящим и понимающим взглядом, что я растерялась. – Когда мы устроимся.
– С удовольствием, – согласился Дэниел и пожал длинную тонкую руку.
Кеплер одарил нас обоих очаровательной улыбкой и вышел за порог, подгоняемый Чезом: тот явно торопился вернуться к своим футболкам. Джон взял Кеплера за руку, и они ушли. Дверь захлопнулась.
– Славная парочка, – заметил Дэниел. – Что же, кетчеле, если мы решили пойти прогуляться, самое время выходить, а то появятся иные способы провести время.
Я поцеловала его мягкий шелковистый рот, а потом высвободилась из объятий. Мне нравится, как его руки автоматически прижимают меня к груди.
– Одеваемся, – сказала я и пошла в спальню.
Я выбрала черные брюки, удобные туфли, ярко-голубую шелковую блузку и черный пиджак. Если это подходит для миссис Доусон, то, может, и мне пойдет. Я взяла рюкзак – без него я из дому ни шагу – и мы вышли в прохладную темноту.
Мы сели в трамвай на Коллинс-стрит. Люблю трамваи! Особенно новенькие – те, которые с легким шелестом летят по рельсам – бесшумные и с кондиционерами. Но мне нравятся и грохоталы-старички, которые вихляют и трясутся, как танцовщицы из Лас-Вегаса. Здорово скользить сквозь поток машин в вагоне весом в девять тонн, который не уступит любому транспортному средству, кроме разве что танка, – это рождает чувство превосходства. У меня была припасена целая пачка билетов: не так-то просто на полном ходу отсчитать мелочь и попасть монеткой точно в щель кассы, такое под силу только балетным танцорам.
На этот раз нам достался скрипучий старичок-трамвай; мы с Дэниелом прокомпостировали два билета, уселись в середине вагона и стали смотреть, как мимо нас проносится ночной город. Трамвай, отдуваясь, тащился вверх по Коллинс-стрит мимо здания муниципалитета и печального памятника двум неудачникам – Берку и Уиллсу.[7]Мне нравится Коллинс-стрит. С каштанов опадали листья, и ветер гнал их под колеса машин. Вот промелькнула в белом благочестии и греческой простоте линий баптистская церковь. Трамвай торопился дальше, мимо Шотландской церкви и чинных рядов благопристойных зданий к чудовищной глыбе отеля «Австралия», где мы притормозили, пропуская поток машин, которые мчались по Спринг-стрит.
Потом, изогнувшись словно кошка, трамвай пронесся мимо Парламента – юдоли разбитых законотворческих надежд. Кроны деревьев смыкались над крышей трамвая.
– Расскажи мне про этого Кеплера, – попросила я Дэниела, чувствуя тепло его руки, которая лежала на моем бедре, отчего у меня по спине то и дело пробегала приятная дрожь.
– Это был удивительный человек, – отвечал Дэниел. – Больше всего я люблю его труд «Гармония мира».