– Он предлагал назвать Поликарпом, – хихикнула Настя. От горячей солянки всё тело окутала приятная сонная расслабленность. Окружённая заботой, она словно вернулась в родной дом, к бабушке.

– Вот это на него похоже! – мелодично рассмеялась Екатерина Фёдоровна. – Хорошо, что не Полуэкт.

– Может, это и не евонный ребёнок вовсе, – буркнула себе под нос компаньонка и сразу перестала казаться Насте приятной. – Приходят всякие бывшие невесты с дитями. Только деньги клянчат.

– Перестань, Марина, – отмахнулась от её слов Екатерина Фёдоровна. – Настеньку я знаю, она лгать не станет и лишнего не спросит, и раз пришла, значит, действительно нужно.

– Одно дело – родная кровь, другое – чужой приблудок, – забормотала обиженно компаньонка, бросив на Настю косой взгляд. – Ваш Игнат вон какой видный мужчина. Вот и липнут всякие – ни кожи, ни рожи.

– Я пойду, Екатерина Фёдоровна. – Настя поднялась и, гордо задрав подбородок, шагнула в прихожую, внутренне надеясь, что бабушка Климова её остановит. Она так и сделала – удержала за руку, усадила обратно за стол.

– Вот ты, Марина, девочку обижаешь с порога, а ведь и сама такая. Не родные мы с тобой, а ты мне ближе, чем сестра. Иначе как стала бы я тебя с твоим характером гадким терпеть. – Екатерина Фёдоровна примирительно улыбнулась. – Не кровь всё решает, а совесть. Даже если бы Настя и не сказала, что внук он мой, ведь всё-таки ребёнок. Покажи-ка мне карточку-то, Настенька.

Девушка вынула из сумочки телефон и открыла одну из ранних фотографий Кирилла. Сделанные в больнице она решила не показывать, не пугать старушку понапрасну.

– Дай-ка альбом, Марина! Гляди, а! Ведь вылитый!

Настя склонилась над альбомом и улыбнулась, поняв радость бабушки. Кирилл и правда был очень похож на отца в его возрасте: те же соломенные волосы, голубые глаза, открытый радостный взгляд ребёнка, готового поверить в чудо.

Со временем волосы Игната потемнели до русого, в глазах появилась насторожённость, а жажда чудес переплавилась в банальную жадность.

А вот Кириллу нужно было настоящее чудо – прямо сейчас.

– А что вы его с собой не привезли, моя милая? Он с бабушкой вашей сидит?

– Бабушка умерла, – неохотно выговорила Настя.

– Царствие небесное, – перекрестилась Екатерина Фёдоровна, поцеловала висевшую на груди ладанку. – А Кирюша?

– Он… в больнице. Нет-нет, не беспокойтесь, его послезавтра выписывают. Почему я и пришла. – Девушка вздохнула. – Наш дом сгорел недавно. Я снимаю комнату, но там… не место для ребёнка. Лучшей квартиры пока не нашла, да и к чему. Думаю через пару дней везти Кирюшу на обследование в другой город. Игнат как-то говорил, что у вас квартира есть пустая в Добром, которую вы не сдаёте. Не разрешите ли два денёчка пожить?

– Сирота казанская, – громким шёпотом из кухни подивилась Марина, – и бабка умерла, и дом сгорел, и сынок в больнице. Как только у людей язык повёртывается так брехать? Только бы поесть да пожить забесплатно. А потом пропишет своего ребетёнка приблудного – и прощай, квартира.

– Что ты говоришь, Марина? – переспросила Екатерина Фёдоровна, недовольно скривившись. – Что за привычка бубнить из кухни, словно мы все тут летучие мыши и стены слушаем!

– Ей помощь нужна. Чай принести. Вы сидите-сидите, я помогу. – Настя, чувствуя, как щёки от стыда становятся пунцовыми и горячими, вскочила со своего места и торопливо прошла на кухню.

Толстая Марина, ссутулившись, насыпала чай в пузатый заварочный чайник со сколом на круглой крышке. Рядом блестели металлом и стеклом два новеньких френч-пресса. И тарелки на стол Марина подала не новые, ещё советские, хотя – Насте одного взгляда хватило, чтобы увидеть, – шкафчики на кухне полны современной дорогой посуды. Всё должно было дать понять Насте, что живёт матушка Игната небогато, несмотря на заботу сына, и получить с неё аферистка ничего не сумеет.

Марина перехватила взгляд гостьи и недовольно прищурилась, осознав, что её смешной обман раскрыт.

– Пришла помогать, так помогай. Хоть какой-то от таких, как ты, толк, – кивнула Марина на дымящийся электрический чайник.

– Вас по отчеству, как? – спросила Настя, стараясь сохранять спокойствие.

– Яковлевна, – ответила компаньонка тоном, в котором отчётливо слышалось: «Не твоё собачье дело, авантюристка».

– Вот что, Марина Яковлевна. Вы права не имеете ни в чём меня обвинять. Я пришла за помощью и, к счастью, кажется, её получу. Сколько бы вы ни злобствовали. И я расплачусь!

– Из каких это барышей? Другого, что ли, мужичка богатого присмотрела, раз с нашим Игнатом Василичем ничего не вышло? Раскусил он тебя вовремя, сиротку, так, верно, нашла ещё кого подоверчивей и уже окручиваешь? Его денежками расплачиваться будешь?

В порыве какой-то глупой, непонятной бравады Настя схватила с тумбы в прихожей сумочку и вытащила книгу. Помахала ею перед лицом толстухи.

– Я завтра с антикваром встречаюсь. Мне за эту книгу много денег обещали. Всё отдам, до копейки.

Марина выхватила из её рук томик, открыла, недоверчиво перевернула пару страниц.

– Это по-каковски тут? По-арабски, что ли?

– По-нашему тут, – ядовито заметила Настя, пытаясь забрать книгу из цепких пальцев толстухи. – Вам удовольствие доставляет глупости говорить?

– Сама ерунду мелешь. Как же по-нашему, если тут одни крючки и ничего не разберёшь. Ну да пёс с тобой, если думаешь эту белиберду дорого продать и деньги вернуть, на здоровье. Только если ты мою Екатерину Фёдоровну обманешь и оберёшь, я тебя из-под земли достану. Вся полиция на ушах будет, так и знай, у меня племянник в СОБРе служит.

Настя глянула на женщину чуть добрее. Похоже, пакости говорила она не из общей гадостности характера, а только из заботы о старшей подруге. Любовь и преданность порой принимают странные формы, но всё равно остаются любовью и преданностью. Она решилась, ради спасения сына, нарушить данное Климову слово и обратиться к его матери, рассказать о внуке. Из желания защитить болезненную и хрупкую подопечную, бросалась на авантюристку толстая Марина. По сути, они были в этой войне в одном лагере, только компаньонка этого не поймёт, пока Настя не расплатится за дни, что они с Кириллом проведут в пустующей квартире Климовых.

День, два, максимум три – продать всё, что удастся продать, и рвануть к специалистам. Может, кто-то ещё что-нибудь придумает. А если нет – сделать так, чтобы все те месяцы, что остались у Кирилла, стали счастливыми. Насколько это возможно.

Тихо зазвучал Моцарт – слышно было, как скрипнул стул. Екатерина Фёдоровна встала, взяла телефон:

– Да, Гнашек, всё хорошо. С Мариной телевизор смотрим. Нет, она в уборной. Ты не беспокойся, всё у нас в порядке. И чувствую себя превосходно. Всё. Передача интересная, хочу досмотреть. Да-да, не беспокойся. Нет, я не звонила. Да. Удачи, сыночек.