Кречмар шагнул к Горну, который, по-видимому, не зная, кто здесь хозяин, потирал руки, как будто их намыливал. «Я очень рад вас видеть у себя, – сказал Кречмар. – Знаете, я вас представлял совсем не таким, я представлял вас почему-то полным и в роговых очках. Господа, это создатель Чипи. Пожаловал к нам из Америки». Горн продолжал намыливать ладони, стоял и делал маленькие кивки. «Садитесь, – сказал Кречмар. – Вы, говорят, к нам в Берлин ненадолго?» «Как это было немило, – хриплым басом сказала Дорианна Каренина, – что вы не позволили мне появляться на людях с моей любимой игрушкой!» «То-то я всю смотрю: знакомое лицо», – ответил Горн, берясь за стул рядом с Магдой.

Взгляд Кречмара опять вернулся к ней. Она как-то по-детски наклонилась к соседке – художнице Марго Денис – и, странно улыбаясь, со слезами на глазах, необычайно быстро говорила что-то. Он сверху видел ее маленькое пурпурное ухо, жилку на шее, нежную раздвоенную тень груди. «Боже мой, что она говорит!» Лихорадочно и торопливо, точно желая кого-то заговорить, Магда несла совершенную околесину и все время прижимала ладонь к пылающей щеке. « Мужская прислуга меньше ворует, – лепетала она. – Конечно, картину нельзя унести. Но все-таки… Я прежде очень любила картины со всадниками, но когда видишь слишком много картин…»

«Фрейлейн Петерс, – с мягкой улыбкой обратился к ней Кречмар, – я хочу вам представить создателя знаменитого зверька».

Магда судорожно обернулась и сказала: «Ах, здравствуйте!» (к чему эти ахи, ведь об этом не раз говорилось…) Горн поклонился, сел и спокойно обратился к Кречмару: «Я читал вашу превосходную статью о Себастиано дель Пиомбо. Вы напрасно только не привели его сонетов, – они прескверные, – но как раз это и пикантно».

Магда вскочила и быстро, чуть ли не вприпрыжку, пошла навстречу последней гостье, высокой и высохшей даме, похожей на общипанную орлицу. Магда с ней ездила в манеже.

Стул ее оказался пустым, на него пересела чернобровая, армянского типа Марго Денис и обратилась к Горну: «Я вам ничего не скажу о Чипи – Чипи, должно быть, набил вам оскомину, я это очень хорошо понимаю. А вот что – как вы оцениваете работы Кумминга, я имею в виду его последнюю серию, виселицы и фабрики, знаете?»

Раскрылись двери в столовую. Мужчины стали глазами искать своих дам. Горн немножко отстал и озирался. Кречмар, уже взяв под руку Дорианну, тоже посмотрел, ища Магду. Она мелькнула далеко впереди, среди плывущих в столовую пар. «Нынче она не в ударе», – подумал Кречмар и передал свою даму Горну.

Уже за омаром разговор в том конце стола, где сидели Дорианна, Горн, Магда, Кречмар, Марго Денис, сделался громким, но каким-то разнобоким. Магда сразу выпила немало белого вина и теперь сидела очень прямо, сияющими глазами глядя прямо перед собой. Горн, не обращая внимания ни на нее, ни на Дорианну, имя которой его раздражало, спорил наискосок через стол с писателем Брюком о приемах художественной изобразительности. Он говорил: «Беллетрист толкует, например, об Индии, где вот я никогда не бывал, и только от него и слышно, что о баядерках, охоте на тигров, факирах, бетеле, змеях – все это очень напряженно, очень прямо, сплошная, одним словом, тайна Востока, – но что же получается? Получается то, что никакой Индии я перед собой не вижу, а только чувствую воспаление надкостницы от всех этих восточных сладостей. Иной же беллетрист говорит всего два слова об Индии: я выставил на ночь мокрые сапоги, а утром на них уже вырос голубой лес (плесень, сударыня, – обьяснил он Дорианне, которая поднимала одну бровь), – и сразу Индия для меня как живая, – остальное я уж сам воображу».

«Йоги, – сказала Дорианна, – делают удивительные вещи. Они умеют так дышать, что…»

«Но позвольте, господин Горн, – взволнованно кричал Брюк, написавший только что роман, действие коего протекало на Цейлоне, – нужно же осветить всесторонне, основательно, чтобы всякий читатель понял. Если же я описываю, например, плантацию, то обязан, конечно, подойти с самой важной стороны эксплуатации, жестокости белого колониста. Таинственная, огромная мощь Востока…»

«Вот это и скверно», – сказал Горн.

Магда коротко рассмеялась, глядя прямо перед собой. Это уже случалось второй или третий раз. Кречмар, обсуждая с Марго Денис последнюю выставку, искоса наблюдал за Магдой, чтобы та не подвыпила. Погодя он заметил, что она хлебает из его бокала. «Какая-то она сегодня особенно детская», – подумал он и под столом коснулся ее колена.

Магда некстати засмеялась и швырнула через стол гвоздикой в старичка Ламперта.

«Я не знаю, господа, как вы относитесь к Зегелькранцу, – сказал Кречмар, проникая в разговор между Горном и Брюком. – По-моему, некоторые его новеллы прекрасны, хотя, правда, он иногда теряется в лабиринтах сложной психологии. Когда-то в молодости я часто встречался с ним, он тогда любил писать при свечах, и вот мне кажется, что его манера…»

После ужина сидели в мягких креслах, до тошноты курили. Магда появлялась то здесь, то там, и за ней покорно следовал один из молодых писателей, и потом она ему папиросой обжигала руку, и он, покрывшись испариной, героически улыбался и просил еще. Горн в углу тихо поссорился с Брюком и, подсев к Кречмару, принялся описывать ему Берлин, да так хорошо, что Кречмар заслушался. «Я думал, что вы с детства не бывали здесь, – сказал он Горну. – Мне очень жаль, что случай нас не свел раньше.»

Наконец прошла по гостям та волна – сначала легкая, журчащая, затем колыхающаяся все шире, – которая в несколько минут очищает дом под возгласы прощальных приветствий. Кречмар остался совершенно один. Воздух был мутно-сиреневый от сигарного дыма. Он распахнул окно, хлынула черная морозная ночь. Он увидел, как далеко внизу, на тротуаре, друг с другом прощались гости, как отъехал автомобиль Брюка, – он расслышал гортанный голос Магды… «Не очень удачный вечер», – почему-то подумал Кречмар и, зевая, отошел от окна.

«Однако», – сказал Горн, когда он с Магдой завернул за угол. «Однако», – повторил он. «Признаюсь, – добавил он через полминуты, – что никак не надеялся так легко тебя разыскать.»

Магда семенила рядом, плотно запахнувшись в котиковое пальто. Горн взял ее под локоть и заставил ее остановиться.

«Я прямо глазам своим не поверил. Как ты попала туда? Посмотри же на меня. Ты, знаешь, стала такой красавицей…»

Магда вдруг всхлипнула и отвернулась. Он потянул ее за рукав – она отвернулась еще круче, они закружились на месте.

«Брось, – сказал он. – Ответь мне что-нибудь! Как тебе удобнее – ко мне или к тебе? Да что ты, право, как немая?»

Она вырвалась и быстро пошла назад, к углу. Горн последовал за ней.

«Какая ты все-таки дрянь», – проговорил он неопределенно.

Магда ускорила шаг. Он снова настиг ее.

«Пойдем же ко мне, дура, – сказал Горн. – Вот смотри…» – Он вынул бумажник.

Магда ловко и точно ударила его наотмашь по лицу.

«Кольца у тебя колючие», – проговорил он спокойно и продолжал за ней идти следом, торопливо роясь в бумажнике.