с малышки. У него есть одна интересная деталь — подвеска в виде маленькой птички.

Хм. Птичка.

Вспоминаю её нежный цветочный аромат. Я почувствовал его в полной мере, когда она оказалась на мне, как только я затянул ее в машину против ее воли. А потом не удержался и сам прижался к ней, чтобы вновь почувствовать его.

А девчонка испугалась. Не знаю, что именно ее больше напугало — я или сама ситуация в целом, но это и не столь важно. Важно то, что она должна бояться, иначе продолжала бы думать, что ей все сойдет с рук. Она должна понять, что за свои поступки нужно нести ответственность. Нельзя стрелять своими глазами во всех подряд, а потом бить по лицу и обливать коктейлями.

Моя щека тогда еще долго горела. Удар был отличный. Смачный.

Дерзая и языкастая девчонка, от которой я так и не дождался извинений.

Она должна была ответить за моё унижение перед друзьями и остальными, кто находился в клубе. Нельзя выставлять Альберта Островского посмешищем.

Думаю, теперь она будет бояться даже смотреть в мою сторону.

Хотелось вчера как можно дольше наслаждаться ее эмоциями. Посмотреть, что бы она сделала, если бы я, допустим, заставил ее себя поцеловать. Какова была бы ее реакция?

Однако мои друзья обломали весь кайф. Макс выиграл в заезде у какого-то придурка тачку, а тот не захотел ее отдавать. Позвал своих ребят на помощь. Так что и нам с Эдом пришлось ехать на разборки и доходчиво объяснять людям, что мужчины обычно свои обещания выполняют.

Продолжаю крутить в руках браслет. Птичка на подвеске смотрит на меня своими блестящими глазками.

Я видел вчера в ее глазах страх. Она боялась меня, и это было приятно. Ни с чем несравнимое чувство.

Она запомнит этот урок.

— Эд, позвони Лане, пусть подъедет.

— Зачем? Она опять будет без умолку трещать про шмотки и тусовки, — кривится друг.

— Разве у тебя нет идей, чем можно занять ее рот? — вскидываю я брови.

— Не буду я ей звонить, — бурчит он. — Сам звони, если надо.

До дома ехать ещё минут двадцать. Я отправляю Лане сообщение, и та через пару минут отвечает согласием. Целую кучу восторженных смайликов я оставляю без внимания.

— Сегодня втроем? Или по очереди? — интересуюсь я между делом.

— Как закончите, пусть ко мне приходит. Одновременно сегодня не хочу.

Я усмехаюсь, но ничего не говорю. Прикрываю глаза, а в мыслях снова эта девчонка. Мальцева.

Ее лицо, вытянувшееся от удивления. Растерянный взгляд, когда я затащил ее в тачку и она распласталась прямо на мне. Ее влажные, приоткрытые пухлые губы. Бешено колотящееся сердце.

И паника в ее серо-голубых глазах.

Вчера я и не собирался ничего делать с ней. И вообще, в отношении нее у меня нет никаких планов. Мне просто хотелось немного поиграть с ней. Проучить эту малышку, чтобы она не была такой дерзкой и смелой в моем присутствии. Она должна понимать, с кем имеет дело, и осознавать, что не в силах что-либо изменить.

Пока я предаюсь размышлениям, Эд паркует машину.

Лана приехала раньше нас и уже ждет у подъезда.

Я не могу сдержать усмешку. Надо же как трахаться хочет.

При виде нас ее накрашенные яркой помадой губы расплываются в широкой улыбке. Она крепко обнимает и целует в щеку сначала меня, а потом и Эда.

Уже в квартире Лана сбрасывает с себя что-то наподобие плаща, оставаясь лишь в сапогах на высоченной шпильке и черном корсете с чулками.

Я ухмыляюсь. Умеет она завести с пол-оборота. Хороша сучка. Красивая и ноги длинные.

Лана уже дрожит от нетерпения.

— Дорогая, сегодня нас на тебя двое, — говорит ей Эд. — Так что не переутомись с Альбой. Оставь силы и для меня, — он подмигивает ей и скрывается в своей спальне.

Лана смотрит на меня с обожанием, ее глаза блестят от предвкушения.

— Ну что? Ты готов? — спрашивает она, облизывая губы.

Я киваю, чувствуя, как во мне поднимается желание.

— Отлично, — говорит она, беря меня за руку и уводя в мою спальню.

В комнате темно, лишь слабый свет ночника освещает широкую кровать.

— Хочу тебя… немедленно, — шепчет она, подставляя свое разгоряченное тело под мои поцелуи. — Делай со мной все, что пожелаешь.

Мне не нужно повторять дважды. Тем более, она как раз здесь за этим.

Я подхватываю её и бросаю на кровать. Одним резким движением я полностью погружаюсь в её тело. Она уже влажная. Я не проявляю нежности, и меня не волнует, хорошо ли ей. Я воспринимаю её лишь как объект, который может удовлетворить мои потребности. И, кажется, ей это нравится.

Я грубо имею ее, а Лана громко стонет, закрывая глаза. Она изгибается и принимает разные позы, стараясь впечатлить меня и доставить удовольствие. Её поведение напоминает мне кошку в период течки. Признаюсь, мне хорошо с ней, но лишь физически.

Получив разрядку, я отшвыриваю девушку от себя. Я удовлетворен. Лана лежит без сил и не торопится уходить.

— Я люблю тебя, — внезапно говорит она, глядя на меня через полуприкрытые глаза.

В один миг я прихожу в ярость, хватаю Лану за шею и притягиваю к себе.

— Не нужно путать секс и любовь, — грубо отвечаю я. — Чтобы я этого больше не слышал.

О какой любви может идти речь, если Лана для меня всего лишь девочка по вызову? Перетрахалась со всеми моими знакомыми, а теперь признается мне в любви? Это просто смешно. На что она надеется?

Чем она пожертвовала ради этой встречи? Не пошла в ночной клуб? Отказала в свидании какому-нибудь старому толстосуму? Понимает ли Лана, что она всего навсего шлюха? Или как сейчас принято говорить девушка с современными взглядами на жизнь?

Она скользит накрашенными длинными ногтями по моему прессу, соблазнительно заглядывая в глаза. Хочет второй раунд. Я отталкиваю ее, резко переворачиваю на живот и припечатываю к кровати своим телом. Грубо наматываю на руку ее длинные волосы. Мельком отмечаю, что у Птички были мягче.

Лана прогибается:

— Альба, я дурею с тебя. Никто и никогда не давал мне таких эмоция, как ты. Ты лучший.

Я молчу. Ей нравится, как я с ней обращаюсь. Любительница жесткого обращения и грубого секса. Та еще похотливая сучка.

— Тебе хорошо?

Конечно, хорошо. Лана знает, что нужно делать, чтобы удовлетворить мужчину. Она опытная любовница. Немало мужиков через свою постель пропустила.

Зачем она здесь? Со мной? Это тешит ее самолюбие. Будь я обычным парнем, а не Альбертом Островским, разве она вертела