с высоты, и он каждую ночь просыпался в холодном поту. Предположив, что обмороки говорят о проблемах с давлением, он обратился к врачу. Никаких физических нарушений у него не обнаружили, однако симптом не проходил и сильно портил ему жизнь.

Работая с этим пациентом, Кардинер узнал, что тот на службе пережил крушение вертолета. Когда вертолет падал, он потерял сознание – это совершенно естественная защитная реакция, которая, вероятно, спасла ему жизнь. Этот механизм нервной системы еще называют «эффектом тряпичной куклы», и он заставляет тело обмякнуть непосредственно перед аварией. В таком состоянии у человека гораздо больше шансов выжить. Ветеран легко и связно рассказывал об аварии и решительно отвергал предположение о том, что она нанесла ему психологическую травму. Многим пришлось пережить что похуже, а ему еще повезло, что он остался жив.

Несмотря на то, что пациенту каждую ночь снились кошмары о падении с высоты, несмотря на то, что тяжесть в желудке перед каждым обмороком была точь-в-точь как при падении вертолета, и несмотря на столь отчетливую связь симптома с произошедшим событием, в уме он по-прежнему не связывал свои симптомы с аварией, поскольку не считал ее травмирующим событием. Симптом был физическим, а не психологическим, поэтому связи он не видел. И не хотел, чтобы эта связь была. Не забывайте, что в то время психологическая травма считалась признаком слабости характера.

Как и Гейбу, этому ветерану триггером служило неуловимое внутреннее состояние. Когда у него начинало скакать давление, его раз за разом переносило через портал травмы. Но, поскольку он никак не связывал свое физическое состояние с травмирующим событием, он не мог понять, почему по-прежнему мучится.

Мы не выбираем, что станет для нас триггером, и он не всегда доступен нашему сознанию.

Кардинер помог пациенту, постепенно убедив его в двух вещах: во‑первых, в том, что обмороки при подъеме по лестнице или на лифте связаны с падением вертолета. Ему пришлось самому указать пациенту на портал. Во-вторых, несмотря на то, что, потеряв сознание во время аварии, он выжил, цепляться за эту реакцию всю оставшуюся жизнь не обязательно. Пациента необходимо было вернуть в реальность и продемонстрировать, что эти «защитные механизмы совершенно не актуальны в реальном мире, где он живет».[21] Это не значит, что механизмы какие-то неправильные, – они всего лишь больше не актуальны. Естественная защитная реакция стала проявляться в ответ на нормальные повседневные события, не представляющие никакой реальной опасности. Чтобы исцелиться, пациенту нужно было осознать, что, хоть травмирующее событие и было ужасным, продолжать испытывать этот ужас уже не обязательно.

Организм, прилагая достойные восхищения серьезные усилия для выживания, ошибочно предполагает, что лучший способ выжить – сосредоточенно ждать потенциальной опасности, поджидающей на каждом углу. В результате вы постоянно пребываете в состоянии повышенной бдительности и испытываете дискомфорт. Травмирующие события не только создают в памяти неаккуратный фрагментированный файл, но и оставляют неизгладимый отпечаток на всем вашем восприятии окружающего мира. Таким образом, исцеление от травмы – это не только пересказ и организация воспоминаний, это еще и понимание того, как травмирующее событие изменило вашу реальность.

Я хочу, чтобы вы поняли, что не бывает неправильной реакции на травму. Автоматическую защиту, которая срабатывает именно в нужный нам момент, обеспечивает сложная система, необходимая для выживания. Страдания вызывает не эта защита, а то, как мы понимаем и интерпретируем свои реакции: если мы осуждаем себя за них или пытаемся их подавить, если считаем их доказательством нашей слабости и поврежденности, а также безнадежности мира.

Когда Анна чувствовала запах апельсинов, она переносилась через портал в год смерти отца. Защитная система напоминала ей о том, что наши близкие не бессмертны, что они умрут. Когда у пациента Кардинера поднималось давление, он переносился через портал в момент падения вертолета. Его тело ощущало опасность и повторяло всё то, что когда-то спасло ему жизнь в аварии. Когда у Гейба сильно бьется сердце, он проносится через несколько порталов в момент смерти отца, затем в тот, когда он услышал свой диагноз, в момент сердечного приступа и в тот, когда он пережил электрический шторм. Все эти порталы значат для Гейба одно и то же: жизнь опасна, а у него жизнь еще опаснее, чем у других.

Но вот что интересно: Гейб и прав, и одновременно неправ. Жизнь и правда опасна, а у него жизнь, возможно, и правда еще опаснее, чем у других. Но решение проблемы заключается не в том, чтобы жить в постоянном страхе. Переучить свой организм и помочь ему понять, что он не находится в постоянной опасности, – важнейший шаг на пути к исцелению. Переучиться возможно, когда вы работаете над двумя сферами: с файлом воспоминания и с телом. С ними можно работать одновременно, а можно по очереди. Если хотите работать с ними одновременно, ищите психотерапевта, который специализируется на травме и использует «нарративную терапию» и «соматическую терапию». Другой вариант – начать работу над пересказом с психотерапевтом, а по рабочим тетрадям из списка рекомендованных ресурсов начать переучивать тело.

Выводы и инструменты

Неправильной реакции на травму не бывает, однако порой она нас сильно расстраивает. Дело в том, что в ней сохраняется напряжение, не находящее выхода, – и в этом ее дьявольская двойственность. Дэвид Моррис, ветеран и военный корреспондент, прекрасно запечатлел это явление: «Травма похожа на проблеск истины, в котором заключена ложь – ложь о том, что любовь невозможна, а мир – это иллюзия».[22]

Травма – это проблеск истины, в котором заключена ложь.

Правда в том, что мы все хрупки и уязвимы. Само наше существование и все то, что нам дорого, – хрупко и уязвимо. Жизнь опасна. Большую часть своей жизни мы стараемся держать от себя эту истину на расстоянии вытянутой руки. Мы занимаемся своими делами и ведем себя так, как будто это неправда. Травмирующие события нарушают привычный ход жизни и раскрывают нам глаза на эту истину, которая предстает настолько ярко, что ее уже нельзя игнорировать. И даже этот момент откровения – еще не вся история. Травма не ограничивается одним мгновением. Она гораздо сильнее. Через порталы она проникает из прошлого в настоящее, подтверждая ложь о том, что ужас – основа всего. Что ужас – единственное, что реально. Что, как только мы его испытаем, нам нужно навсегда сосредоточиться только на нем. Что такого рода повышенная бдительность – единственный способ существования.

Проблема Гейба не только в том, что у него случаются приступы паники, когда он рассказывает свою историю,