натворит что-нибудь действительно безумное. А у нас дети. Им нужно спокойное королевство и уверенная жизнь…

Да, на нехватку наследников в герцогстве Анжуйском жаловаться уже не приходилось.

Распалившийся как встарь, герцог лишь ненадолго вернулся домой, чтобы залечить душевные раны от очередного поражения, но этого вполне хватило для новой беременности герцогини.

К сожалению, роды не были удачными, и Луи Анжуйскому снова пришлось возвращаться, только теперь ради душевных ран супруги, что и привело к появлению на свет, в январе 1408 года, еще одного мальчика, которого нарекли Рене.

До самого дня крестин расстроенный предыдущей смертью герцог велел окружить младенца такой заботой, какой не окружали, наверное, даже дофина Франции.

– Мой муж безумно боится заразы, – объясняла мадам Иоланда герцогине д'Алансон, когда та приехала на крестины внучатого племянника, но не смогла пройти дальше порога детской. – Недавняя чума в Ле-Мане заставляет его осторожничать сверх меры. Если так будет продолжаться и дальше, то на крестинах он велит огородить купель курильницами, а всех служек заставит вымыться в подогретой воде и натереться морским камнем.

Мадам Мари рассмеялась. Она с удовольствием смотрела на слегка располневшую после родов герцогиню и невольно вспоминала первую встречу с невзрачной арагонской принцессой, которую они с Бонной Беррийской – смешно теперь подумать – сочли женщиной не самого большого ума.

– Что нового при дворе? – поинтересовалась мадам Иоланда.

Она еще не до конца оправилась, поэтому все время проводила в жарко натопленной спальне, куда кроме мужа допускались только её служанка, духовник и секретарь. Да вот еще для герцогини д'Алансон было сделано исключение, никого, впрочем, не удивившее.

Отношения между обеими женщинами быстро укрепились до дружеских и крайне доверительных. Пожалуй, кроме герцогини Мари, никто больше не мог похвастать такими обширными познаниями об истинных причинах поездок герцогини Анжуйской ко двору, и о всей той работе, которую она там проделывала. Только парижские ювелиры могли наверное дополнить общую картину размерами тех сумм, которые мадам Иоланда тратила на всевозможные украшения. Но и они очень бы удивились, обнаружив львиную долю своих изделий не на герцогине, а на фрейлинах королевы. И тут тоже только для герцогини Алансон все было яснее ясного, поскольку она сама помогала мадам Иоланде советами, тасуя придворных дам, словно колоду карт, и раскладывая их на самых ловких, самых удобных, самых полезных и самых ненужных.

Таким образом, за последние пару-тройку лет, состав фрейлин королевы заметно изменился. Мадемуазели Исуар, де Невер, Корбиньи, Леве, де Ватан, Шательро, де Вьерзон и старшая фрелина – мадам де Монфор… Королева Изабо и сама уже не вспомнила бы, с чего вдруг решила уволить одних и взять к себе на службу именно этих. Кого-то, кажется, посоветовал герцог Орлеанский, кого-то – Филипп Бургундский… или епископ Льежский? А, может, и Великий Шталмейстер двора?.. Какая, впрочем, разница, если девицы оказались милы, застенчивы и предупредительны. Когда нужно, они крепко держали язык за зубами, а когда не нужно, распускали его до полного бесстыдства!

Хотя о том, что происходило в постелях её фрейлин, королеве знать было незачем. Достаточно и того, что добродетельная герцогиня Анжуйская в каждый свой приезд очень ловко управлялась этими постелями, через посредников изгоняя оттуда одних – уже не нужных – и подкладывая других, для чего-то на сей момент надобных. В итоге уже через год по коридорам Лувра ходили, весьма довольные: личный секретарь короля, его же врач, Великий сокольничий двора, Великий шталмейстер и многие другие, кто тоже поразил бы парижских ювелиров обилием драгоценных безделушек, деланных ими когда-то для герцогини Анжуйской.

– При дворе? – переспросила мадам Мари. – Что может быть нового при дворе? Королю стало лучше, и королева снова беременна. Луи Орлеанский был почти безутешен после кончины мадемуазель д Энгиен, но теперь успокоился…

– Она умерла? – удивленно вскинула брови герцогиня.

– Увы – да.

– Отчего же? Не помню, чтобы она болела.

Герцогиня Мари еле заметно улыбнулась.

– Говорят, что отравили, но мне не верится. Кому могла помешать эта мадемуазель?

Женщины переглянулись, понимая друг друга без слов, и мадам Иоланда бросила презрительный взгляд на серебряное настольное распятие, присланное ей королевой по случаю рождения сына.

– А что стало с ребенком? – спросила она. – Кажется, у мадемуазель д Энгиен был сын от его светлости?

– Да, маленький Жан. Валентина Орлеанская уже взяла на себя его воспитание. Все-таки, герцога нельзя упрекнуть в том, что он бросает своих бастардов на произвол судьбы. Этого, во всяком случае, не бросил, хотя, говорят, мадам Валентина была ему совсем не рада.

– Бедный ребенок, – вздохнула герцогиня. – Надеюсь, хотя бы отец его любит.

Мадам Мари пожала плечами.

– Я тоже на это надеюсь. Но с тех пор, как умер старый герцог Филипп, мессиру Луи на любовь времени совсем не осталось. Воюет на всех фронтах. Впрочем, об этом вам должно быть известно лучше меня, верно?

– Да, – кивнула мадам Иоланда. – Нам даже пришлось отложить очередную Итальянскую кампанию после его выходки в Париже.

Обе дамы имели в виду недавние события, когда вражда между Жаном Бургундским и Луи Орлеанским достигла своего апогея, затянув в эту бесконечно вращающуюся воронку ненависти всю значимую часть высшего дворянства Франции

Похоронив четыре года назад сдержанного и мудрого герцога Филиппа, его сын Жан, как и ожидалось, сорвался с цепи, словно голодный пёс. По наследству он принял опеку над королевскими детьми, из-за чего недавно, завершив в Бургундии разбор отцовских дел, приехал наконец в Париж, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей опекуна. Сторонники подготовили молодому герцогу торжественную встречу, но брат короля – герцог Орлеанский – в тот же день демонстративно покинул столицу вместе с королевой и дофином. Пришлось Бургундцу, не слезая с коня, проехать весь город из конца в конец и мчаться вдогонку, чтобы воспользоваться своими правами и вернуть дофина обратно!

В той стычке брату короля пришлось отступить. Но потом, без промедления, Луи Орлеанский принялся собирать армию, чтобы освободить "узурпированный Париж и коварно захваченных безумного короля с дофином».

В ответ герцог Жан созвал армию свою. А, поскольку закон был всё же на его стороне, незамедлительно примчался в Анжер, куда, как он знал, съехались на совет дяди короля – герцоги Беррийский и Бретонский, и часть высшего духовенства Франции.

Грохнув кулаком по столу, герцог заявил, что ущемления своих прав не допустит, и, если герцогу Орлеанскому угодно развязать ещё и внутреннюю войну, то достойный отпор Бургундия оказать сумеет!

– Как вы думаете, дорогая, он не шутил? У нас действительно начнется война? – спросила герцогиня Мари.

Мадам Иоланда сразу не ответила. Опустила глаза и