— А я знаю. Они в лесу. Под березкой. Метра полтора под землей. Не припоминаешь?

Девушка опускает голову и рыдает громче.

— Итак. Что мы имеем? — Катерина опирается локтем об мое плечо. — Серийный маньяк и леди, убившая собственных детей, потому что любовник не хотел воспитывать чужих. Приговор?

Поджимаю губы. Коробок падает на пол. Спички рассыпаются по паркету. Я выхожу из комнаты.

Катерина догоняет.

— Так и думала, — ухмыляется она.

— Что с ними будет?

— Какая разница? Они убийцы. Хочешь их отпустить? Пожалуйста! Я разрешаю.

Не отвечаю. Мысленно представляю глаза детей, когда их мать замахивалась на них ножом… или душила подушкой.

Господи…

Спокойствие. Надо сохранять спокойствие.

— Он убивал, потому что получал от этого удовольствие, а она убила, чтобы в дальнейшем получать удовольствие. Да, интересный мы вид... человечество.

— Думаю, этот мужчина хотел почувствовать силу. Власть. Самоутверждение. Он просто слабак. Знаешь, не нужно убивать, чтобы тебя боялись. Достаточно, чтобы другие понимали — ты это сделаешь, если потребуется, если тебя заденут. Вот акулы... Они убивают всего пятнадцать человек в год, но любой обыватель, увидев этого хищника, гребет к берегу, что есть сил. Один взгляд может сказать: я сильнее вас. Я опасен. И мне не нужно это доказывать.

Мы заворачиваем за угол, идем к лестнице. Катерина продолжает:

— Ты хочешь понравиться Саре?

Вопрос застает врасплох.

— Я...

— Хочешь?

— Ну, возмо...

— Когда она с тобой говорит, смотри ей только в глаза, — перебивает ведьма. — Спрашивай, как она себя чувствует. Жалей. А чуть позже... перестань обращать на нее внимание. Совсем. И когда она сама придет, а это случится, скажи о своих чувствах.

— Не пойму, — останавливаюсь посреди коридора. — Зачем помогаешь?

— Ты мне нравишься. И ты ей нужен. Как мужчина. Она чувствует это. Но не понимает. Вы с ней... похожи. На самом деле, Саре очень одиноко.

Лицо Катерины меняется — на нем предстает выражение глубочайшей преданности и любви, с нотками грусти, когда она говорит о подруге.

— Если я перестану обращать на Сару внимание, она сама потеряет ко мне интерес.

— Нет, сначала ты покажешь, как ей может быть хорошо с тобой, а потом… уйдешь.

— Не уверен, что так можно кого-то в себя влюбить.

— О, солнышко мое... Влюбленность — утекающая вода, а вот истинная любовь — болото, из которого не выбраться. Чем больше стараешься, тем глубже засосет. Дай ей возможность проявить инициативу.

Катерина целует меня в щеку и с улыбкой шлифует:

— Я в тебя верю, дорогой.

Макс кидает на стол карту и громко произносит:

— Бью твоего короля девчонкой.

— Это дама, — устало говорит Иларий. — Она стоит меньше короля.

— Охо-хо-хо… какой женоненавистник! — кривится рыжий колдун. — Все слышали? Он считает, что женщины стоят меньше мужчин!

Иларий с хлопком подпирает лоб.

— Мы играем в Клабор! За каждую карту начисляются разные баллы. И прекрати воровать тузы!

Макс показывает язык и с блаженным всхлипом падает между подушек у камина, откуда его чуть раньше, видимо, и выкопал Иларий.

Я качаюсь с пяток на носки. Демонстрирую жизнерадостность, если это можно так назвать. Гостиная пропитана новогодним духом. Шампанское. Мандарины. Хвоя. На занавесках переливаются гирлянды. Стою, наблюдая за интеллектуальным поединком, который заканчивается победой Илария.

Каждый чем-то увлечен. Если постараться, то можно даже представить, что находишься в обществе нормальных людей.

— Хочешь выпить? — спрашивает Иларий, сгребая карты в колоду.

— Мне хватит.

Почесывая бровь, сажусь на диван. Златовласый весело тычет кулаком мне в плечо, отхлебывает вина и отправляется к Катерине. Не знаю почему, но он уделяет ей много времени, а вот посматривает больше на Эмили. Кстати, отличная бы вышла парочка! Эмили — хрупкая девушка с мягким характером. С Иларием ей было бы хорошо. Однако кому нужен живой труп вместо мужчины?

И все-таки он ведь собирался кого-то соблазнять сегодня. Моя ставка — Эмили. А что? Сходится! Эта девчонка любит Вису, но тот обращается с ней, как с навозом. Лучше встречаться с призраком, чем с контрацептивом вроде этого упыря. Надо бы Илария подтолкнуть. Не тем он занимается. Вместо флирта с платиноволосой красавицей, Иларий, словно ведущий на свадьбе, прохаживается по залу, устраняя любой признак скуки и одиночества, предлагает гостям выпить, сыграть, заводит беседы. Возможно, его попросила Сара. Но я так не думаю. Кажется, он просто рад видеть в этом доме кого-то, кроме меня и Рона.

Златовласый и с хмурым Деркачом беседует — черт знает о чем, — который, между прочим, то и дело разглядывает Рона. Или Ингу? Сложный вопрос. Они ведь и на секунду друг от друга не отклеиваются.

Все в образе Деркача, от усталого, скучающего взгляда до элегантного костюма, представляет резкую противоположность другим членам ковена.

Как по мне, среди мужчин, он здесь самый безвредный. Еще и молчаливый. Идеальный гость. Понять бы только, что за туман вокруг него периодически гуляет. Это точно не мираж.

На Вису я стараюсь не смотреть. Игнорирую. Какое-то время мне это удается, но вампир подходит ко мне сам.

— Скучаешь, Рексик? — спрашивает он с привычной фамильярностью. — Не помню, чтобы я разрешал тебе вернуться.

Виса перепрыгивает диван и размякает рядом со мной. Пялится. Для меня смотреть на него — то же, что в дырку общественного туалета.

Он собирает русые пряди и заплетает хвост на затылке.

— Забыл спросить ваше превосходительство.

— А стоило бы.

— Где те девушки, которых ты трахал в ванной?

Виса хохочет.

Я сказал это, надеясь получить реакцию Эмили. Но, несмотря на мои слова, и на омерзительное отношение к ней, Эмили ласково улыбается и обнимает плечи вампира. Да что не так с ее головой?

— Боюсь, я был слишком голоден и от них ничего не осталось. Прости, в следующий раз оставлю тебе косточку.

Я отмахиваюсь. Виса удивляется. Не до него сейчас. Надо идти к Саре. У нее какой-то громкий диалог с вездесущей Зои. Суккубом Зои! Ричард поведал мне, что она отбирает у мужчин энергию, когда с ними спит. Более того, она целенаправленно подселила этого демона в свое тело, чтобы продлевать молодость и на самом деле ей уже под шестьдесят. Ей-богу, я в обществе пенсионеров. Но не суть. Мне успела поднадоесть неизменная улыбка брюнетки, ее неестественные положения (задницу выпирает, гнется в другую