– О, мальчик Чаки, – сказал Хопкинс. – Не хвастайся.

– Я никогда не хвастаюсь. И прекрати называть меня Чаки.

– Слушайте, вы оба, – вмешался Керри. – Хватит уже!

– Чаки-Чак!

– Еще раз так меня назовешь… – Кауфман просунул руку под подушку и сжал кольт. – Еще раз назовешь меня Чаки, и ты…

– Ребята. Стойте, я серь…

– Кто засунул боп в боп-шу-боп-шу-боп, – весело запел Хопкинс. – Кто засунул Чака в чаки-раки-дин-дон?[30]

Чарли вдруг испугался, что собственный проект уплывает у него из рук, выхватил из-под подушки кольт и прицелился в Хопкинса. Тот попытался обезоружить Кауфмана. Они сцепились. Перепачканный в соевом соусе палец Чарли скользнул по спусковому крючку, и пуля задела плечо Керри. Звук выстрела отрезвил, в ушах звенело. Рана слегла пекла, но вместо страха Джим чувствовал сладостный трепет и радостное осознание, что он еще никогда не был таким живым. Губы Керри скривились в злорадной ухмылке.

– Дух Мао снова с нами, – сказал Хопкинс. – Пора разбегаться.

Керри с Хопкинсом ушли, и Кауфман остался один в своем унылом номере.

Некоторое время он успокаивал себя, лежа на стеганом одеяле и практикуя осознанное дыхание. Затем взял с прикроватной тумбочки коробок и бережно его открыл. Внутри, на фактурной хлопковой ткани, покоились тела Яна и Дина, его любимых бабочек. Кауфман нежно погладил их крылья, представив, как это будет смотреться в его шедевре: команда цифровых эффектов оживит бабочек, и они, взмахивая крыльями, вылетят у него из рук, запорхают по комнате, поблескивая во флуоресцентном свете.

Керри оставалось только мечтать о таком спокойствии, реальном или вымышленном.

Дома лежал сценарий диснеевского проекта без названия «Веселая фабрика Play-Doh». Обычно Керри игнорировал такую ерунду, но на конверте от Creative Artists Agency, крупнейшего в калифорнийской пустыне комбината по переработке культур, красовалась приписка: «Важно». Джерри Кархариас приложил записку от руки:

«Привет, Джим,

Джек Блэк, Джуд Лоу, Антонио Бандерас, Кэти Перри, Зои Салдана, Уэсли Снайпс тоже в деле. И Джеки Чан! Представляешь, что это значит для Азии? Прекрасный шанс показать себя командным игроком. Ты мой любимчик!

Джерри»

Когда-то он вошел в Рим с триумфом. Опуститься теперь до проплаченного Hasbro фильма? Керри перевязал рану на плече, улегся в постель рядом с Джорджи. Мысли хаотично скакали, пока Керри не провалился в ночной кошмар воспоминаний, которым он так сопротивлялся под руководством гуру Натчеза Гушу.

Сорок лет назад семье Керри пришлось переселиться в маленькую каменную сторожку при заводе Titan Wheels на окраине Торонто. Керри снова мысленно перенесся туда. Зимняя стужа. На ботинках налипший грязный снег. Отец, проработав бухгалтером тридцать лет, остался ни с чем. Им всем пришлось пойти в уборщики. Отца уволил собственный зять, Билл Гриффитс, человек, чье имя в личной битве Перси Керри стало синонимом жестокости судьбы.

– Проклятый Билл Гриффитс, – плевался отец, узнав про непокрытые чеки.

– Проклятый Билл Гриффитс, – вздыхал он, разглядывая в зеркале залысину.

Во сне Керри подходит к дому и заглядывает в окно – настолько хрупкое от мороза, что вот-вот лопнет. Мать, Кэтлин, замешивает лук и сельдерей в фарш с истекающим сроком годности. Мать купила его по акции в супермаркете. Этот запах часто играл с ним злую шутку, порождая надежду, что у них на обед стейк.

Керри звонит, но мать не реагирует.

Он обходит дом и направляется к серой громаде фабричного корпуса. Свет прожекторов пробивается сквозь туман. Керри знает, что его ждут внутри.

Поеживаясь, пересекает пустынный двор. Проходит через погрузочную площадку, штампует в контрольных часах табельную карточку, в рабочей раздевалке влезает в комбинезон уборщика, зашнуровывает рабочие ботинки Kodiak со стальными мысами и натягивает желтые резиновые перчатки. Берет швабру и катит мусорное ведро на колесиках в уборную, где начинается его смена. Рабочие с Ямайки любят поразвлечься и заодно его помучить, нагадив в писсуары. Рукой в резиновой перчатке Керри вытаскивает липкий кал и, чувствуя, как рвота подступает к горлу, протирает керамику дезинфицирующим средством.

Вдалеке слышится игривая мелодия, как из фургончика с мороженым.

Она звучит все громче и назойливее. Керри идет по тусклому коридору к стальным дверям. За ними фабричный цех, где работают отец с братом. Но цех не похож на тот, что был десятилетия назад. Вместо фабрики Titan Wheels здесь «Веселая фабрика Play-Doh» со станками карамельного цвета, извергающими фонтаны искрящегося теста.

– Джимми! – кричит откуда-то сверху отец. Керри поднимает голову и видит отца, застрявшего в гигантской неоново-розовой воронке. Разноцветные лезвия отсекают ему ноги. Они уже изрубили его по пояс, но Перси Керри сияет, как католический мученик, устремив взор в небеса.

– Борись, папа! – кричит в ответ Джим. Десятилетия страданий прорвались наружу. – Почему ты никогда не боролся? Зачем ты привел нас сюда? Почему так легко сдался?

– Не так уж и плохо работать на «Веселой фабрике», – пожимает плечами Перси.

– Она же перемалывает тебе ноги!

– Не смей, б, так разговаривать с отцом, б! – по цеху разносится чей-то знакомый голос.

Керри поворачивается – это Джон, его замечательный старший брат Джон. Он тоже в ловушке, торчит из станка наполовину.

– Тоже мне, б, несчастный Джим. Комплексы, б… Подавленный, б, гнев и потребность в мамочкиной сиське, е. Смотреть, б, противно. Да мы молились за тебя, как чертовы шлюхи! Е, видит бог.

– Ты говоришь так, будто все паршиво, – возражает Керри. – Я счастлив. Да, вполне. Дела идут не так уж и плохо. Я снялся в паре стоящих фильмов. Нашел хорошую девушку…

– Давай-давай, б, тычь мне этим в лицо, б.

– По-моему, ты перебарщиваешь с ругательствами.

– Кого ты из себя строишь? Е твою мать!

Это последнее, что они сказали друг другу. Джон подпрыгивает в воронке и, еще раз смачно выругавшись, исчезает в заводских трубах.

– Подай мне, пожалуйста, мои сигареты, – просит Перси, пока лезвия перемалывают ему бедра. – Неплохо бы затянуться разок-другой.

– Почему ты не подал в суд, когда тебя уволили?

– Хорошие люди не подают в суд, сынок, – поясняет Перси, пока лезвия крошат ему задницу. – Проклятый Билл Гриффитс!

– При чем тут Билл Гриффитс? Ты мог бы достичь гораздо большего. У тебя был талант. Они отобрали у тебя жизнь, а ты ничего не сделал. Почему ты не боролся?

Перси пожимает плечами:

– Однажды судьба повернулась ко мне задницей.

– Ты отказался от своей мечты?

– Я не отказывался от мечты, – задыхаясь, возражает Перси. – Однажды ты рассмешил меня так, что я чуть не лопнул от смеха. Ты стал моей мечтой.

Керри вдруг устыдился своего гнева. Он взобрался по воронке, присел на край и потянулся рукой к отцу. Но шестерни уже добрались до шеи Перси, алая кровь фонтаном брызжет на стенки. Джим соскользнул, ухватился за