командой ушли в Ил и пропали. Их искали. Её, если уж быть точным. Но никаких следов не обнаружили. И со временем это дело все бросили. Почти все.

Я снова промолчал, и Капитан неожиданно по-дружески похлопал меня по плечу:

– Ты лучший знаток Ила, Медуница. Чувствуешь его, как моряк море. Я же обладаю иным чутьём и знаю течения родов Айурэ. Поэтому прими мой совет – сбавь напор. И отступи.

Он заметил, как я вскинулся, улыбнулся:

– Не в смысле «брось». Слишком хорошо тебя узнал, чтобы рассчитывать, что ты обо всём забудешь. Её появление в городе всколыхнёт болото, и наверх начнут подниматься зловонные пузыри. Я уже ощущаю их смрад. Не будешь осторожен, тебя утащит на дно.

– Знаю.

– Будь моя воля, я бы не забирал её.

– Ты хотел сказать иное, Капитан. – Я не упустил недоговорённость.

Он неохотно провёл пятернёй по светлым волосам.

– Как угодно. Была бы у меня возможность, я бы убил её. Сложись обстоятельства иначе.

Капитан обычно не кидает слов на ветер. И редко откровенничает. Вот так. Предпочитает прятаться за улыбочками и даже во время самых суровых пьянок не выходит из образа беспечного кутёжника, которому весь Ил по колено, а Птицы не более чем глупые курицы.

– Почему?

– Восемь лет в Иле. Долгий срок. Это место меняет людей. Его не выдержали даже Светозарные, что уж говорить о маленькой симпатичной женщине. Где она была? Что делала? Что с ней случилось? Как далеко зашла? Кого видела? С кем говорила? Кто мог занять её разум или тело?

Я подумал о Честном Лорде, одном из Светозарных, который, по легендам, обладал таким умением. Как хорошо, что он мёртв.

– Что же тебя останавливает?

– Убивать её сейчас уже поздно. Все наши видели Сонную Оделию. Кто-нибудь да проболтается по пьяни или глупости. А Голову пришлось бы прикончить следом за женщиной, потому что ему по долгу службы положено доложить в Фогельфедер, будь он неладен. Потом пришлось бы прихлопнуть тебя, ибо ты вряд ли останешься счастлив, если я избавлюсь от неё. А потом ещё и с Кобальтовой колдуньей разбираться. Столько головной боли, Раус. – Командир «Соломенных плащей» стал торжественно-несчастным, словно на похоронах не очень знакомого, но внезапно полюбившегося дядюшки, завещавшего беспутному племянничку всё своё состояние и особняк с видом на проспект Когтеточки. – Я предпочитаю не страдать мигренями и оставить подобные сложные душевные решения на кого-то другого.

Очередной хлопок по моему плечу однозначно указывал, кто этот «кто-то другой».

– Будь очень осторожен.

Когда он ушёл, я достал из внутреннего кармана куртки длинный кожаный мешочек и наполнил его землёй. Ровно два фунта. Не так уж много, но больше мне и не надо. Я вожу её отсюда уже который год, по чуть-чуть, стараясь не бросаться в глаза. О моём чудачестве знает только Капитан, и он смотрит на такие проступки сквозь пальцы, за что ему моя вечная благодарность.

Границу между Илом и Шельфом способно почувствовать любое живое существо. Даже какой-нибудь огородный слизень, пожирающий тыквы на грядке нерадивого крестьянина.

Воздух вокруг вас как будто твердеет, и каждый шаг вперёд дается с некоторым трудом. Словно идёшь по колено в снегу. И кажется, что весь мир бьётся в мелком ознобе, но правда в том, что трясёт не мир, а тебя.

Как я и говорил, Ил берёт плату с тех, кто приходит. Ещё больше с тех, кто столь беспечен, что заходит далеко и находится здесь долго. И этот «суд», взвешивание твоей судьбы на весах Рут, часто (но не всегда) происходит на границе, в шаге от Шельфа.

Ил ничем не отличается от гор для тех, кто поднимается на них непонятно зачем. Вершина может и не отпустить назад.

Ил ничем не отличается от глубины для тех, кто ныряет в неё в поисках редких жемчужин. Бездна может и не выпустить обратно.

Шанс. Удача. Лотерея. Азартная игра. Назовите, как хотите. Только в этой реальности всё жестче.

Ты можешь прийти в Ил самостоятельно. Без колдуна. Таких, вопреки всему, довольно много. Беглецы от правосудия, сектанты Светозарных, верующие в праведных Птиц, наивные глупцы, жаждущие разбогатеть авантюристы, ищущие знаний учёные и просто полудурки всех возрастов и народов. Они ручейками стекаются сюда, и наше общество столь благосклонно к свободе их выбора (читай «ему плевать»), что мало кого останавливает.

Если ты дебил, то не задача гарнизонов, расположенных по границе Шельфа, ловить тебя за руку и отправлять домой к мамочке. Большинство навсегда исчезает где-то под скорбным перевёрнутым месяцем, не зная опасностей этих мест. Какая-то часть возвращается, переходит границу с разной степенью успеха.

Скажу честно, из них почти никто не умирает, но Ил остаётся в их сердце. У кого-то больше, у кого-то меньше. И если приходить в него и дальше, бродя по меняющимся тропам, то… он убьёт тебя.

Болезнью. Безумием. Превращением в нечто новое. Зависит от твоего здоровья, силы разума, времени и… удачи.

Я хаживал сюда и без колдунов, но моя история чуть иная и обычные правила Ила здесь не действуют. Так что солнцесвет желателен (без него в первые часы ощущения, словно ты съел испорченную устрицу и теперь жаждешь найти того, кто бы оказал тебе услугу и пристрелил), но мне можно и без него.

А вот другим следовать моим путём – не советую. Дурная идея.

Чтобы избежать болезни, безумия и прочего, требуется солнцесвет. Его сила, которую колдун любой ветви (ибо это базовое умение любого носителя волшебства) способен превратить в защитный доспех и отогнать проклятие Ила на достаточное расстояние.

Впереди начиналась рукотворная дорога. Она рождалась из тропы и плоскими тёмно-красными кирпичами забиралась на склон холма, исчезая за ним. Я знал, как она вьётся. Поднимается на следующий холм, ныряет в распадок, переходит в мост над скудной речушкой, рождённой в отрогах Враньего хребта, и дальше, вверх. К Шестнадцатому андериту, угадывающемуся на фоне бледно-серого неба. Отсюда он был размером не больше ногтя моего мизинца.

Болохов покинул седло, сунул руну под язык, пока мы все подводили лошадей как можно ближе к нему, вставая плотнее, чтобы колдовство благословенной дланью легло на наши плечи.

Он остановился возле шаткой пирамиды из человеческих черепов. Невысокой, едва достающей россу до бедра. Она здесь столько, сколько я себя помню. Её пытались ломать, головы хоронить или увозить, но всякий раз она возрождалась на прахе этой земли, так же как многолетний сорняк. Какие-то твари находили новых покойников, благо Ил вечно щедр на них, и собирали новую пирамиду.

Насмешка, а может, предостережение для тех, кто приходит сюда.