– Ах, Уолтер, – сказала она, – я не хочу уподобиться нашим соседям внизу: пить, ходить на танцульки в клуб, ложиться в постель и не иметь ничего, что бы нас связывало, кроме нас самих.

То, как мы живем… этого недостаточно. – Она стояла перед ним в майке, доходившей ей только до пупка. Вид у нее был забавный и жалкий, но она не стыдилась. Он попытался улыбнуться.

– Да, чего уж хорошего! – сказал он.

– Послушай меня. Когда ты уехал, я была счастлива, я собиралась родить. Я думала: мне в жизни повезло. Потому что, даже если бы ты не вернулся, у меня было бы живое существо, которое я могла бы любить. Ты это можешь понять? Из всей нашей семьи уцелела одна моя сестренка, но она далеко. Потом появился ты, но ты ушел, и у меня никого не осталось. Никого не осталось. Во всем мире не осталось никого, кому я могла бы приносить радость и сама получать от этого радость, не было никого, кто мог бы стать частью моей жизни. Что может быть ужаснее?

Внизу под окнами загалдели американцы, высыпавшие из дома на холодную улицу. Они снимали противоугонные цепи с колес своих джипов и прогревали моторы, чье неровное урчание слабо доносилось сквозь оконное стекло.

Моска обнял ее.

– Ты еще такая слабенькая. – Он посмотрел на ее исхудавшее, костлявое полуголое тело. – Я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

И когда он произнес эти слова, его сердце захлестнула волна страха: а вдруг она почему-либо бросит его, уйдет, и серыми зимними утрами он будет просыпаться в этой комнате один, один будет стоять у этого окна, за его спиной будет зиять пустота комнаты, и все это произойдет только по его вине. Резко повернувшись к ней, он сказал нежно:

– Не сердись на меня. Давай немного подождем.

Она не вырвалась из его объятий и тихо сказала:

– Ты же сам себя боишься. И сам знаешь это.

Я же вижу, какой ты с другими и какой ты со мной. Все думают, что ты такой неприветливый, такой… – она искала нужное слово, чтобы не обидеть его, – такой колючий. Но я-то знаю, что ты не такой. Другого мужчину мне и не нужно.

Фрау Майер и Йерген, когда я говорю что-то хорошее про тебя, только усмехаются. Я-то знаю, что они думают. – В ее голосе послышалась горечь, горечь женщины, которая бросает вызов целому миру за то, что никто не может оценить ее возлюбленного. – Они не понимают.

Он подхватил ее на руки, положил на кровать и накрыл одеялом.

– Ты простудишься, – сказал он, наклонился и поцеловал на прощанье. – У тебя будет все, что ты хочешь, – сказал он и улыбнулся. – Особенно то, что легко достается. И не беспокойся, что я могу уехать.

– Хорошо, – сказал она, засмеявшись. – Я буду ждать тебя.

В немецком ночном клубе, куда они вошли, оркестр играл быструю танцевальную мелодию.

Зал представлял собой длинное прямоугольное помещение с голыми стенами, ярко освещенное оголенными лампочками.

Все было заставлено тяжелыми, прямоугольной формы столами без скатертей и такими же тяжелыми складными стульями. Стены были голые, с шероховатой поверхностью, а высокий куполообразный потолок у впервые попавшего в этот зал создавал впечатление бездонной глубины кафедрального собора. Раньше здесь располагалась школьная аудитория, и эта бывшая аудитория была единственным, что осталось от разрушенного взрывом здания.

В переполненном зале посетители теснились, толкались, официанты не могли пробраться к столам и поэтому просили посетителей передавать стаканы из рук в руки. Вольфа здесь хорошо знали, и они направились за его статной фигурой к свободному столу у стены.

Вольф, раздавая сигареты направо и налево, сказал официанту:

– Шесть шнапса, – и с этими словами вложил пачку с оставшимися сигаретами официанту в ладонь. – Настоящего.

Официант поклонился и исчез.

Фрау Майер оглядывалась, вертя во все стороны белокурой головой.

– Что-то здесь не слишком красиво, – заметила она.

Эдди похлопал ее по руке.

– Малышка, это ведь для тех, кто проиграл войну.

Моска улыбнулся Гелле.

Она покачала головой.

– Неплохо, а?

– Для разнообразия неплохо, – ответила она. – Должна же я посмотреть, как развлекаются мои соотечественники.

Моска не расслышал оттенка вины в ее интонации, но Эдди понял, и его рот скривился в улыбке. «Ну вот, одно оружие мы и нашли», – подумал он и тотчас ощутил возникшее желание.

– Об этом заведении ходит такая история, – сказал Вольф. – Надо было дать на лапу сотруднику управления образования в военной администрации, чтобы он признал это помещение не подходящим для возобновления школьных занятий, потом надо было дать на лапу сотруднику управления культуры, чтобы он позволил открыть здесь увеселительное заведение. Но до сих пор неясно, находится это здание в аварийном состоянии или нет. – И добавил:

– В любом случае очень скоро это все прикроют.

– Почему? – спросила Гелла.

– Погодите – увидите, – сказал Вольф и улыбнулся со знанием дела.

Лео, который, как обычно, находился в хорошем расположении духа, сказал:

– Да вы посмотрите на них, – и обвел рукой зал, – в жизни не видел более печальных лиц.

И они еще платят за то, чтобы скучать здесь.

Все рассмеялись.

Официант принес шнапс.

Эдди поднял стакан. Его красивое лицо приняло шутливо-серьезное выражение.

– За счастье наших двух друзей – идеальной пары. Взгляните на них. Она – прекрасная принцесса. Он – суровый витязь. Она будет штопать ему носки и греть тапочки каждый вечер, а в знак благодарности он вознаградит ее парой ласковых слов и тычком под ребра. Друзья мои, этот брак свершится на небесах и будет длиться сто лет, если он не прикончит ее раньше.

Все выпили, а Моска и Гелла улыбнулись друг другу с таким видом, словно одни знали некий секрет, неведомый никому из сидящих за столом.

Моска и Гелла, Эдди и фрау Майер пошли танцевать перед маленькой сценой в дальнем углу зала. Вольф и Лео остались одни. Вольф деловито озирался по сторонам.

Сигаретный дым висел над головами посетителей и медленно воспарял к куполообразному потолку. Завсегдатаями этого клуба была разношерстная публика: старички-супруги, которые недавно, видимо, распродали старинную мебель и, чтобы как-то развеять томительную скуку будней, решили провести здесь вечерок, молодые деляги с черного рынка, водившие дружбу с начальниками отделов снабжения американских армейских лавок, приходили сюда с девчонками, одетыми в нейлоновые чулки и пахнущими дешевыми духами, люди в возрасте, которые промышляли перепродажей бриллиантов, мехов, автомобилей и прочих предметов роскоши, приходили с небогато одетыми девицами – любовницами со стажем, с которыми у них давно был заключен договор об оплачиваемых отношениях.