легче, конечности расслабились, и когда я села на свое место, я слишком сильно наклонилась в сторону.

— Стоп, — Вэнс поддержал меня, положив руку мне на плечо.

— Я в порядке, — я отмахнулась от него.

Это было опьянением? Я никогда раньше не была пьяна.

Мне это не нравилось.

Что, черт возьми, я делала? Я не любила пить. Если я шла в бар с Иденами или друзьями, которых я завела за последний год, я была назначенным водителем. Всегда.

Но прежде чем я успела отодвинуть свой стакан и игнорировать его до конца вечера, блондинка положила руку на бедро Матео под стойкой бара. Ее ногти скользнули по его джинсам.

В моей груди раздался крик. Я сжала губы, чтобы не дать ему вырваться наружу. Убедившись, что проглотила его, я подняла стакан и залпом допила остатки своего напитка. Кубики льда зазвенели, когда я с силой поставила его на стол.

— Вера, — Вэнс положил руку мне на запястье. — Достаточно.

Достаточно.

Он был прав, не так ли? Этого было достаточно. Этого должно было быть достаточно.

Матео никогда не будет думать обо мне иначе, чем о почетном члене семьи Иденов. Он никогда не заметит меня. Он никогда не полюбит меня.

Это было несправедливо.

Я так старалась последние два года. В мрачные дни, когда я почти теряла надежду, я продолжала идти вперед. Я так далеко зашла.

Я ждала его.

Я ждала, и ждала, и ждала.

Почему я ждала? Почему я убеждала себя, что есть хоть какой-то шанс, что он будет моим?

Папа был бы так разочарован. Ему бы не понравилось, что я ждала только для того, чтобы быть совсем… не замеченной.

Достаточно.

Да. Да, этого было достаточно.

Я вскочила со стула прежде, чем осознала, что делаю.

— Вера.

Я проигнорировала Вэнса и направилась к бару. В голове у меня все расплывалось, но шаги были на удивление уверенными, когда я шла к этой блондинке с красными губами и ногтями в тон.

Матео заметил меня первым. Он сел ровнее, отстранившись от женщины.

Она повернулась на табурете, ее улыбка сникла, когда она оглядела меня.

— Привет, Вера, — брови Матео сошлись вместе. — Ты в порядке?

— Не говори мне «Привет». И нет. Я не в порядке, — я расправила плечи. — Я не твоя сестра.

— Не моя сестра? — его лоб нахмурился. — О чем ты говоришь? Ты пьяна?

— Думаю, да, — я ненавидела, что позволила себе напиться. Ненавидела, что поступила как она. Ненавидела, что потеряла его.

Матео даже не был моим с самого начала, но я все равно его потеряла.

Я потеряла их всех.

Боже, как это больно. Когда же перестанет болеть?

— У него аллергия на моллюсков, — сказала я блондинке.

Ее брови сошлись вместе.

— А?

— Его любимый цвет — синий. Он обожает горошек, но только если есть ранч, в который его можно макать. Почти все, что он покупает для своей дочери — фиолетового цвета.

Женщина посмотрела на Матео.

— У тебя есть дочь?

Он проигнорировал ее, его взгляд был прикован ко мне.

И я уставилась на него в ответ, удерживая его сапфировые глаза, когда мои собственные наполнились слезами.

— Он пилот, но больше не летает. Не знаю, почему. Он готов на все, чтобы помочь своим сестрам или братьям. Он носит коричневые ботинки с черным ремнем, хотя они не подходят друг другу.

Горло Матео дрогнуло, и что-то промелькнуло в его взгляде, но я была слишком пьяна, чтобы понять это. Может, он думал, что его коричневые ботинки и черный ремень сочетаются.

— Он жаворонок. Он пьет черный кофе. Он очень хорош в математике и может складывать числа в уме быстрее всех, кого я когда-либо встречала. Он выглядит волшебно, когда едет верхом на лошади. И свет следует за ним. Когда он рядом, всегда солнечно.

Что-то мокрое скатилось по моей щеке. Слеза. Я позволила ей расплескаться по грязному полу бара и снова переключила внимание на женщину.

Суровость и раздражение на ее лице исчезли, сменившись той самой нежной жалостью, которую дядя Вэнс дарил мне раньше. Было мучительно получать жалость от этой женщины. Этой незнакомки, которая, вероятно, проведет ночь в постели с Матео.

— Он не будет относиться к тебе, как к сломанной, даже если это так, — прошептала я, когда слезы хлынули ручьем.

— Вера, — голос Матео был хриплым, как будто ему нужно было выпить воды.

Он мог бы выпить ее, когда я закончу.

Я обогнула табуретку, проскользнув между ними. Блондинка попыталась оттолкнуть меня коленом, но я проигнорировала ее, устояв на ногах. И прежде чем Матео успел произнести хоть слово, я прижалась к его губам, удерживая эти мягкие губы в течение двух мучительных ударов сердца, прежде чем отстраниться.

Он уставился на меня, его лицо было нечитаемым.

— Мне надоело ждать, пока ты меня заметишь.

И потом я вылетела из бара и принялась бежать. И пока я мчалась по тротуарам Куинси, я спрятала свою любовь к Матео.

Я засунула ее в тот запертый сундук.

И похоронила глубоко внутри себя.

Часть II ПОСЛЕ

12. МАТЕО

Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.

Эта фраза от Веры стала ударом ниже пояса. Каждый раз, когда я вспоминал прошлую ночь, она поражала меня сильнее всего. А может, это был поцелуй, который чуть не свалил меня с табурета.

Пальцы поднялись, собираясь коснуться моих губ, но я успел прижать руку к боку. Как получилось, что я все еще чувствовал ее губы, мягкие и сладкие, на своих?

Вера. Черт возьми.

Как давно она испытывала ко мне такие чувства? И что, черт возьми, нам теперь делать?

— Доброе утро.

Я подскочил, и обжигающий черный кофе в моей кружке пролился на мою руку.

— Прости, — мама вышла из дома, когда я вытирал ее насухо. — Думала, ты меня услышал.

Я ни черта не мог расслышать из-за громкого голоса Веры в моей голове.

Его любимый цвет — синий.

Он обожает горошек, но только если есть ранч, в который его можно макать.

Почти все, что он покупает для своей дочери — фиолетового цвета.

— Ты рано встал, — сказала мама, присоединившись ко мне у перил на крыльце.

— Да, — я не спал ни минуты и окончательно бросил валяться в постели около трех.

Это утро выдалось экстремальным, но обычно я вставал рано. Как сказала Вера вчера вечером, я был жаворонком, который пил черный кофе и носил коричневые ботинки с черным ремнем, которые, очевидно, не сочетались.

Я оперся предплечьями на