— Ты беременна ребенком, которому суждено в будущем объединить и повести за собой триста тысяч оборотней по всему миру. Это имеет куда большее значение, чем твоя гордость, Дженни. Твоя безопасность должна быть превыше всего. Мне…

— Не смей снова повторять, что тебе жаль, — холодно сказала она, и Майкл умолк.

— Ты сломал ее!

Это обвинение заставило Майкла открыть глаза. После ухода от Дженни он несколько часов мерил свою комнату шагами, пытаясь решить, можно ли было хоть что-то в данной ситуации сделать по-другому. Пожалуй, наказание вышло слишком жестоким… или нет? Если оно удержит Дженни от побега к Джеральду, это стоит всех ее слез и ненависти. Пусть лучше она ненавидит Майкла целую вечность, чем полюбит его и погибнет на следующий же день.

В конечном итоге всё сводилось к их природе, к тому, что он жил по совсем иным правилам, нежели она, а Дженни упорно не желала принять его законы… наверное, потому, что отказывалась верить в существование оборотней. Она считала, что все они психически больны. И возможно, идея Джона была не так уж и плоха. Если Дженни увидит превращение собственными глазами, то вся ситуация предстанет перед ней в новом свете.

Но господи, она же так испугается и будет ждать очередного изнасилования. Сможет ли он заставить ее пройти через это, даже зная, что так надо?

И точно ли это надо?

Наконец на рассвете Майклу удалось задремать, чтобы тут же проснуться от громкого треска и воплей Дерика.

— Что? — пробурчал он, пытаясь сморгнуть пелену сна. Майкл выглянул в окно… и с удивлением обнаружил, что давно миновал полдень. — Что случилось?

Друг детства хлопнул дверью с такой силой, что от косяка откололся кусок дерева длиной с его предплечье.

— Ты сломал дух своей пары, вот что случилось. Она весь этот чертов день сидит, свернувшись калачиком возле окна, не произносит ни слова, ничего не ест, ради всего святого, она голая и отказывается одеваться, ничего не говорит, не ест…

— Ты повторяешься, — отрезал Майкл, подавляя волну тревоги, поднявшуюся при первых словах Дерика. — Она больна? Врачу позвонили?

— Она не больна, — с нажимом сказал Дерик. — Я уже сколько твержу тебе, она сломлена. Ты растоптал ее дух. Нам кажется, она так зачахнет. — Он сделал паузу, откашлявшись. — Сэр.

— Нам? — поинтересовался Майкл, поднимаясь с кровати. — То есть ты хочешь сказать, моим верным домочадцами и членам Стаи?

— Я чувствую на тебе ее запах, — вдруг тихо произнес друг. — Ты снова взял ее, да?

— Когда я услышал о Джеральде, о том, что он почти наложил на нее лапы…

Дерик, застонав, рухнул на кровать.

— Только не говори мне, что это было наказание оборотней. Скажи, скажи, что ты не сделал этого с человеком.

Тишина.

Усевшись, Дерик взглянул на вожака.

— Боже, Майкл, она же такая хрупкая. Она же человек! Ты не должен был так поступать, как бы сильно она тебя ни разозлила. Нельзя относиться к ней как к оборотню, даже если она твоя пара.

Хриплый низкий рык заставил его потупить взор.

— Ладно, черт, я просто расстроился. Я не должен указывать, как тебе обращаться с твоей женщиной. — Он было умолк, но тут же гневно выпалил, по-прежнему почтительно глядя в пол: — Но лучше бы тебе отправиться туда и все исправить, о могучий царь всех оборотней, потому что твоя пара в плачевном состоянии, и все по твоей вине. Ей надо поесть. И было бы замечательно, если бы она все-таки оделась.

— Я не могу приблизиться к ней, — сказал Майкл, вновь принявшись вытаптывать дорожку на ковре. — Я часть этой проблемы. Она не понимает наших правил, не понимает…

Дерик вскинул глаза.

— Так заставь ее понять, — с раздражением сказал он.

— Я пытался! — Майкл с трудом удержался, чтобы не пнуть шкаф. — Я пытался. Но это все равно что объяснять слепому, как выглядит синий цвет. Рассказывать глухому, что такое симфония. Тебе остаётся лишь надеяться, что они смогут догадаться… хотя всегда есть чертовски большая вероятность, что они никогда не поймут тебя. Ты знаешь, что она моя пара, и я знаю… Мы оба знаем, что она альфа-самка и ценный член Стаи. Но она-то этого не знает. Слишком рано. Месяц назад она даже не подозревала о моем существовании. Месяц назад я не думал, что просто… просто…

— Влюбишься? — тихо спросил Дерик.

Майкл застонал:

— Как могло все так быстро полететь к чертям? Она меня ненавидит, Дерик, и я не могу винить ее в этом. Я разрушил всю ее жизнь с той самой секунды, как зашел в тот лифт. И хуже всего то, что если она увидит мое превращение, даже если она поймет, что мы не психи, она просто придет в ужас.

— Так что же делать?

У вожака Стаи не нашлось ответа.

~~~

— Пожалуйста, мадам… Дженни… пожалуйста… Ну съешьте хоть немножко хлеба. Дара увидела, сколько вы вчера съели, и испекла эту буханку специально для вас, так что просто попробуйте, ну один кусочек?

Причитания Мойры тихим бормотанием доносились до сознания Дженни, молча глядящей в окно, на океан. Сегодня он выглядел именно так, как она себя чувствовала: мрачно и серо. Штормовая погода удивительно подходила под ее настроение, это был идеальный день, чтобы сидеть взаперти и предаваться печальным размышлениям; даже песок казался холодным и неприветливым, как грязный снег. Дженни все бы отдала, чтобы стать вердельфином, верокунем, веркарпом, кем угодно, лишь бы переплыть океан и больше никогда не возвращаться в этот сумасшедший дом. Живот, нывший и урчавший все утро, наконец успокоился, и только ощущение тяжести осталось в желудке, словно туда накидали камней. Она побеждена. Растоптана.

Как же ей хотелось растоптать Майкла Уиндэма.

Они пытались ее одеть. Мойра и какая-то незнакомка осторожно стащили Дженни с ее места возле окна и натянули на нее одежду, которая ей не принадлежала, одежду, которую купил для нее Майкл, планируя похищение. Дженни сорвала ее, не столь эффектно, как это удавалось Майклу, но вполне успешно выражая свое мнение на этот счет, а потом голой свернулась калачиком на прежнем диванчике, прижавшись лбом к стеклу и мечтая превратиться в вергуппи.

Мойра шептала, что понимает, что чувствует запах Майкла на ее коже и все-все понимает, но зачем наказывать ребенка за грехи отца, и, может быть, Дженни все-таки съест пару ложечек супа?

И так до самого вечера. За этот день Дженни думала больше, чем за всю свою прошлую жизнь (ха!), но так и не смогла найти выход из этой ловушки (кроме как запихать свою гордость куда-нибудь подальше).

Наступила ночь, и она задремала все на том же диване, не обращая внимания на затекшие ноги. И вот настал момент, когда в темноте кто-то поднял ее, пронес через комнату и уложил на кровать. Сквозь сон Дженни уловила запах Майкла и попыталась вернуться к бодрствованию, чтобы вновь съежиться у окна и смотреть на океан, на свободу, чтобы вырваться из этих рук, этих удивительно успокаивающих рук…