и задавал логичные вопросы, но в глазах стороннего наблюдателя было мало сомнений — причина для кражи была. И уровень они повысили. Не знаю, убедило ли это Совет, но аргументы были весомые.

Защитник ничего не мог противопоставить обвинителю. Особенно, когда начали выступать следующие свидетели. И каждый раз повторялось одно и то же.

О, как хотел, как страстно желал здоровяк вцепиться в Петра и выбивать из него дерьмо до тех пор, пока тот не перестанет подавать хотя бы малейшие признаки жизни!

Но, увы, подобное только сделало бы ситуацию ещё тяжелее.

— Уходите или остаетесь?

— … конфликт, действительно, был, — отвечал на вопрос один из наставников Рода. — Да они вообще частенько с Николаем и Людмилой ссорились. На прошлой неделе. Да на той, до нее. Невзлюбили их отчего-то…

Говорил ли наставник правду? Скорее всего. Соревнование между бастардами и законными наследниками в Роду дело обычное. Вот только последующее действие в виде кражи это соревнование не подтверждает. Напрямую.

И вновь прозвучал привычный вопрос.

— Уходите или остаетесь?

— … осколки стекла действительно нашли в комнате Сергея, — уставившись в пол проговаривала горничная, а затем показала перебинтованный палец. — Я, кхм, даже порезалась. Не ожидала, что под ковром будет стекло…

Петр раз за разом задавал правильные вопросы, ведущие к единственно возможному заключению. Виновны.

Защитник отбивался как мог. Пусть показания и не были однозначно убедительными, но на этапе перекрестного допроса он проигрывал на голову. Не был воин Пяти Звезд также ловок в риторике, как Петр, совсем не был.

— … совершенно неблагодарные дети, — пожилая нянечка давала свою характеристику Володиным. — озорные, шебутные, да частенько таскали у меня мелочи и сладкое…

Время летело быстро. И свидетель за свидетелем выходили к трибуне и им давали слово. Пусть иногда проскальзывало другое мнение, особенно у свидетелей защиты, но едва ли этого было достаточно.

Именно здесь и сейчас, в зале суда проявлялась одна из граней дворянства. Что толку, если ты сильнее на поле сражения, но не можешь отстоять свою правоту? Это такая же битва как на клинках — настоящая, кровавая и беспощадная. Где ставкой была судьба двух моих друзей.

Внутри меня кипел Хаос. В висках стучало. Магия едва не выплескивалась наружу, но я держал ее в узде. Нет уж. Не дождетесь. Посмотрим еще, как вы запоете.

— Свидетелем защиты вызывается… — судья перелистнул страницу и назвал имя, — Максим Клинков!

Мое имя. Пока я поднимался и шел к трибуне я заметил, что Серега с Ирой удивленно обернулись. Была в их глазах какая-то безнадега, сменившаяся с моим появлением каплей надежды.

Я подошел к трибуне.

Я буквально спиной чувствовал чувствовал взгляды. И ощущал мощное внимание семерых магов и воинов из Совета. Самых сильных Володиных.

В зале в очередной раз раздался голос судьи. На этот раз он обращался ко мне.

— Напоминаю, — за ложь здесь, на Родовом суде, пойманному на лжесведетельстве полагается от пяти до двадцати плетей на усмотрение суда. Сейчас последний шанс отказаться и уйти — после же никакие оправдания приниматься к сведению не будут. — Уходите или остаетесь?

Глава 6

Я спокойно встретил на себе взгляд пытливых глаз судьи. Из зала он выглядел немного по-другому.

— Остаюсь, — коротко ответил я.

— Хорошо, — кивнул судья, — тогда, перейдем к…

— Более того, — прервал судью я, усмехнувшись, — взываю к Силе и Слову — все, сказанное мной во время суда, будет правдой.

Я воззвал к Хаосу внутри меня, закрепляя обещание собственной маной. Теперь, если я нарушу слово, то меня ждет откат с печальными последствиями.

В зале повисла тишина. Осязаемая, едкая, плотная тишина. Я взглянул на Совет и увидел столько же одобрительных кивков, сколько и суровых, посерьезневших лиц. Только что я магией заверил, что не солгу во время слушания. И это было ключевым отличием от показаний предыдущих свидетелей. Никакой чародей в здравом уме не стал бы без крайней нужды использовать воззвание к силе — подобное никогда не проходит даром.

Магия это нечто большее, чем мана, циркулирующая внутри мага. Это нечто, связанное напрямую с самой душой, с самой нашей сущностью — и никто не способен предугадать точно, как она среагирует на воззвание к ней. Сила и Слово — простейшее, древнейшее и одно из самых рискованных видов обращений к этой загадочной силе. Регулировать и решать, насколько я искренен и честен в данном случае будет самый неподкупный и непредсказуемый из возможных судей — моя магия, самая моя суть. И откат может меня настигнуть даже в том случае, если формально, на мой собственный взгляд я буду во всем прав — но самая моя суть узрит, что где-то, хоть в самой малости я солгал.

Опасно. Очень, очень опасно, и едва ли этого могли ожидать от постороннего человека…

— Я тебя вспомнил, сучий ты потрох… — прошептал одними губами побледневший Петр.

Я прочитал сказанное по губам, ведь смотрел я прямо на него. И ждал реакции. Да, магия была лишь у пары человек из свидетелей. Но ни один из них не был готов поставить собственную силу, здоровье и будущее на кон. В отличии от меня.

Судья принял магическую клятву и наступило время для моих показаний.

— Сергей и Ира Володины не крали зелье для прорыва на новый уровень… — начал говорить я.

— Возражаю! — тут же бешено вскрикнул Петр, вскочив с места. — Спекуляция! Свидетель не может знать наверняка.

Судья взглянул на Петра чуть сощуренными глазами. Защитник Володиных буквально сверлил взглядом Петра,

— Отказано, — отрезал он. — Обвинитель, дайте свидетелю закончить.

— Но… — попробовал настоять Петр, но тут же замолчал и сел на место.

Вряд ли Петр хотел заткнуть меня, скорее сделать небольшую паузу в процессе. Уж слишком сильным ударом оказалась моя магическая клятва.

— Ведь зелье для перехода на третью звезду, — невозмутимо продолжил я, — для Сергея и Ирины Володиных приготовил я.

В зале, хранившем до этого тишину, раздались шепотки и вздохи. Добавил я драмы в процесс. А заодно и интереса для зрителей. Чужих здесь не было, только Володины и приближенные, но уверен, что и в дворянских кругах вовсю принимались ставки на результат.

— Я самолично приготовил зелье из внутренностей и частей тела Змея, монстра-одиночки, — я возобновил свой рассказ после вынужденной паузы, — с добавлением добытого нами Одоленя.