в рядах твоих колебания, вырвавшия славу из Российского Венца, поведшия к величайшей и губительной смуте и лишившия Родину единства и мощи. С того дня, как случилось сие великое несчастье, священные Алтари наши беззащитны, богатства наши расхищены, Русский труд порабощён, и весь Русский народ изнывает в неволе. Этому должен быть положен конец! Слава тем Русским воинам, которые неустанно борясь за освобождение России, познали тягости неравного боя и ныне в чужих странах выносят все страдания разлуки с Отечеством. Слава и тем, которые под гнетом ненавистной им чужеродной власти на Родине хранят в душе верность Царю Православному и, в день яркаго восторжествова-ния в их сердцах правды, сбросят с себя мучительное иго. Нет двух Русских армий! Имеется по обе стороны рубежа Российская, единая Русская Армия, беззаветно преданная России, ея вековым устоям, ея исконным целям. Она спасёт нашу многострадальную Родину. Молю Бога о том, чтобы просьбе Моей вняв, верховное главнокомандование над Русской Армией принял Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Николаевич; а до тех пор надлежащие указания будут ей преподаны Мною, при участии испытанных и доблестных военачальников, уже заслуживших благодарность России»[116].

Очень быстро весть о «блюстительстве российского престола» великого князя Кирилла Владимировича дошла до Копенгагена, где в годы изгнания жила императрица Мария Фёдоровна. Вдовствующая государыня с негодованием и возмущением восприняла поступок племянника. Свои эмоции по поводу действий двоюродного брата выразила и старшая дочь императрицы, великая княгиня Ксения Александровна, в письме к княгине Александре Александровне Оболенской: «Вся эпопея К[ирилла] В[ладимировича] всех взбудоражила – смешав все карты, но, вероятно, этим и кончится, еп queue de poisson (пшиком). Они, кажется, и сами сконфужены теперь и не рады, что выкинули всё это и присмирели. Обидно только, что распространился слух, что всё это сделано с ведома Мама» [117].

Одновременно великий князь Кирилл Владимирович пытался получить от великого князя Николая Николаевича внятный ответ, на чьей он стороне, кого будет поддерживать – племянника или сделает резкий ход и выставит свою кандидатуру в качестве наследника престола. Великому князю Кириллу Владимировичу как воздух нужны были сторонники «дяди Николаши», а также его популярность и лидерские черты.

Великий князь начинает забрасывать письмами замок Шуаньи, где в годы изгнания поселился «дядя Николаша» с супругой Анастасией Николаевной. Кирилл Владимирович обращался к дяде с предложением созвать семейный совет, который и решил бы наболевший вопрос с будущим претендентом на российский престол. И на этот раз великий князь Николай Николаевич не стал отвечать. За него Кириллу Владимировичу напишет брат «дяди Николаши» – великий князь Пётр Николаевич: «Дорогой Кирилл. Я должен, к сожалению, заявить Тебе, что не сочувствую предложению Твоему созвать семейный совет, так как он, по моему мнению, может только привести к новому доказательству в розни наших взглядов и принципов. Мне известно содержание Твоего письма к моему брату; его очень удивило, что ты опять обратился к нему с предложением председательствовать на семейном совете, хотя тебе известно, что он его считает бесполезным. Тебе также известно его мнение, как должны были бы вести члены нашей семьи в тяжёлую эпоху разрухи нашей многострадальной Родины. Мнение его в этом отношении я всецело разделяю. Считаю своим долгом, как член семьи Романовых, стоять вне всяких партий, союзов и политических агитаций, в какой бы форме они ни проявлялись. Верно, что Господь укажет во благовремении Народу Русскому способ, как восстановить закон и порядок Русского Государства, и ему – Народу Русскому судить, а никак не нам, может ли ему сослужить службу Дом Романовых. Сердечно любящий Тебя дядя Пётр. 30 августа 1923 года»[118].

Братья – великие князья Николай Николаевич и Пётр Николаевич уже к началу 1920-х годов сделали вывод из русской трагедии и твёрдо были убеждены, что решающее слово в таком важном вопросе, как определение формы правления, всегда останется за русским народом, и навязывать себя в качестве наследников они не собирались.

Титул «блюстителя престола» явно не устраивал великого князя Кирилла Владимировича, а тем более его честолюбивую жену – великую княгиню Викторию Фёдоровну, которая желала, чтобы её мужа уважали и коронованные особы принимали бы их на равных. Начиналась новый этап в истории. «Придворные» великого князя Кирилла Владимировича требовали больших и решительных действий. Но, чтобы надеть мифическую корону, нужны были веские доказательства убийства императорской семьи и великого князя Михаила Александровича. И они появляются. В Париж прибывает следователь по особо важным делам Николай Алексеевич Соколов[119], расследовавший дело о расстреле императора вместе с семьёй и слугами. В привезённых чемоданах у Соколова – неоспоримые факты того, что никто из императорской семьи в страшную ночь с 16 на 17 июля 1918 года не выжил, а великий князь Михаил Александрович безвестно пропал где-то в пермских лесах.

Неоспоримые доказательства были получены, и 13 сентября 1924 года Кирилл Владимирович провозглашает себя императором Всероссийским Кириллом I Владимировичем: «…Российские Законы о Престолонаследии не допускают, чтобы Императорский Престол оставался праздным после установления смерти предшествующего Императора и Его ближайших Наследников. Также по Закону нашему новый Император становится таковым в силу самого Закона о Наследии. Наступивший же вновь небывалый голод и несущиеся с Родины отчаянные мольбы о помощи повелительно требуют возглавления дела спасения России Высшим, Законным, внесословным и внепартийным авторитетом. А посему Я, Старший в Роде Царском, Единственный законный правопреемник Российского Императорского Престола, принимаю принадлежащий Мне непререкаемо Титул Императора Всероссийского. Сына Моего, Князя Владимира Кирилловича провозглашаю Наследником Престола с присвоением Ему Титула Великого Князя Наследника и Цесаревича. Обещаюсь и клянусь свято блюсти Веру Православную и Российские Основные Законы о престолонаследии, обязуюсь нерушимо охранять права всех вероисповеданий»[120].

Великий князь Кирилл Владимирович надеялся, что его «державный жест» покажет всему миру, что он готов бороться за восстановление царской власти в России и именно он, «император», может взять нелёгкие бразды правления в свои руки. После публикации «Манифеста» в европейских и американских газетах великий князь решил известить старейшин Дома Романовы, и в первую очередь вдовствующую императрицу.

Кирилл Владимирович пишет циничное письмо, уверяя Государыню в том, что если её сыновья и внук выжили, то конечно, он сложит с себя все «царские регалии»: «Дорогая Тётя Минни! Из побуждения только Моей совести, Я издал прилагаемый Манифест. Если осуществиться чудо, в которое Ты веришь, что возлюбленные Сыновья Твои и Внук остались живы, то Я первый и немедленно объявлю Себя верноподданным Моего Законного Государя и повергну всё Мною содеянное к Его стопам. Ты взошла на Престол во дни самой яркой