* * *

– Я у подъезда номер два, с тростью, поможете сесть в машину? – Пассажир позвонил мне сразу после того, как я принял заказ.

Едем в подмосковную общагу. Незрячий мальчишка просит сделать потеплее в салоне: замёрз, стоя на улице.

– Пока ждал машину, окоченел… Ваша была шестая. Пять предыдущих не приехали.

Я уже не первый раз слышу эту интонацию и вижу горькую улыбку на лицах тех, кто рассказывает мне подобные вещи. Эти люди, борющиеся с внешним миром, совершенно не озлоблены, не жалуются, они уже привыкли.

– Давай на ты, хорошо? – Он кивнул в ответ, – Ты звонил водителям и говорил про трость? И после этого не приезжали?

– Да. Не хотят возиться, походу. Мне трудно сесть в машину самому. Всё, что движется в этом мире, очень трудное, понимаешь? Я знаю, где моя лестница и дверь в общаге. Они же всегда на одном месте. А машина подъезжает, и я слышу мотор, угадываю, где у неё перед, а где зад…

– Как угадываешь?

– Звук же разный. – Пацан улыбается. – Выхлопная труба с одной стороны, двигатель с другой. Это очень легко услышать. Но всё равно неудобно, вдруг это не такси. Я иногда пугал людей, когда лез в чужие машины…

Всю дорогу я расспрашивал его, как это – жить в мире, где есть только звуки и трость? Я жутко неловко поначалу себя чувствовал, мне не хотелось быть бестактным. Но потом понял, что всё наоборот: нужно обязательно узнавать эти вещи. Нужно говорить с ними об этом. Нужно уметь правильно помогать или, зачастую, не мешать. Им очень многое мешает, к сожалению. А мы этого даже не понимаем.

Мобильник подносится к уху. Он набирает сообщение друзьям, слушая в динамик, попал ли пальцами в нужные кнопки на экране. Всё хорошо, еду, увидимся завтра, – пишет он кому-то.

Он рассказал про работу. Про учёбу. И снова ни намёка на жалобы или недовольство миром. Мы даже машины обсудили: он всё знает, очень интересуется этой темой.

– Как тебе «соната»?

– Нормально, вполне, только страшная ужасно. Хорошо, что ты её не видишь, особенно спереди!

Он захохотал, а потом попросил рассказать ещё про страшные машины. И я начал рассказывать ему о страшных. А потом о красивых. Оказалось, ему никто никогда так не рассказывал о них.

– Можно, я тебе как-нибудь позвоню? Расскажешь мне ещё что-нибудь о тачках.

Мы обменялись телефонами.

* * *

– Да потому что работать надо! Работать круглые сутки, понимаешь?! – пассажир с белорусским акцентом почти кричит мне, рассказывая секреты успеха в бизнесе.

Только что он спросил «Ну и как работается в такси?», и я вяло ответил «Нормально».

– Вот, к примеру, Путин!.. – Пакс обхватил руками спинку переднего сиденья, наклонившись вперёд, чтобы мне было лучше его слышно, – Он по двадцать часов, между прочим!.. По двадцать, блядь, часов, не вынимая, понимаешь? И при этом всё знает, всё помнит… Он мне иногда такой говорит: Валерич, ты чё-то поправился? И по животу меня хлопает. Ладонью так. По животу. Понимаешь? Уровень!.. Всё видит, всё в голове держит. И так в любой профессии надо. Двадцать часов пахать. И будет успех. Будет победа. Как у России. И в такси у тебя тоже будет победа. Ты работай только!

* * *

– О, чёрт! Я там выронил… Пятьдесят рублей. Куда-то под сиденье завалились. Это вам на чай…

* * *

– Что это у вас тут за провод в кармане сиденья?

– Это от плафона на крыше, питание подсветки, а что?

– Ой. А я думал, там зарядка для телефона и весь его вытащил…

– Не волнуйтесь, я потом уберу. Вам нужно зарядить телефон? У меня есть зарядка.

– Нет, не нужно, я просто хотел проверить. Гляжу, провод какой-то торчит, ну я его и размотал по всему полу. Уберёте потом, да? Я сам лучше не буду прикасаться, ещё током ударит… Я однажды в детстве копался с проводами у телефонного узла во дворе, меня током ударило. С тех пор боюсь проводов ужасно. А ваш зачем-то начал вытаскивать. Он теперь на мокром коврике тут весь лежит… Это опасно?

– Для кого?

– Для меня, конечно. Знаете, у лифтов в дверях есть такой язычок, оказывается… Я его однажды дёрнул. И потом застрял. Час сидел. Ждал помощи. Мобильных телефонов тогда не было… Я с тех пор очкую в лифтах ездить. Чёрт, я вам кофе в подлокотник пролил немножко. Уберёте потом, да? Извините. Пытался в подлокотник поставить стакан. Промахнулся. Вам как вообще Соната? Хорошая машина? Мне вот Хундаи не нравятся, ломучие. У меня была Элантра, так у неё ключ в замке зажигания застрял, я двигатель заглушить не мог, представляете? В сервисе, правда, сказали, что первый раз такую поломку встречают.

* * *

– Вы там на светофоре сказали «ты мой зайчик» таксисту, это ваш знакомый?.. – Было видно, что девушка тщательно подбирает слова.

– Нет, я его не знаю. Он просто ударил по тормозам, подъехав к перекрёстку с зелёным светом. И нам пришлось сильно тормозить.

– А почему «зайчик»?

– Это чтобы не говорить при пассажирах грубых слов…

– А-а-а, поняла! – Расплылась в улыбке, – Типа «Ты козёл, ты чего, совсем? Ты чего делаешь», да?

– Что-то вроде того…

– Я теперь тоже так буду. А то меня муж ругает за мат постоянный, когда я за рулём.

– Возьмите на вооружение ещё «Ты ж мой яхонтовый».

– Спасибо. Теперь поняла. Яхонтовый. Записать надо. А я думала, это ваш знакомый…

* * *

– А у вас будет сдача с пяти тысяч? – Пассажирка с заплетающимся языком копается в сумочке, – Сколько там на счётчике? Я просто не могу найти ничего больше четырёхста… Четыреста… Четыре по сто, короче, есть… А надо сколько? Восемьсот? Сейчас поищу. Тут вот помада есть. Знаете, за сколько брала? За три девятьсот. Специально для этого вечера. И никто не оценил, ни слова не сказал. Сколько, говорите, с меня? Восьмиста… восьмисот… я не найду точно. Здесь только помада и пять тысяч… И четыре по сто. Давайте кофе зайдём попить вот туда, заодно и разменяем. У вас есть время? А, у вас сдача есть… Хотите, помаду вам отдам эту? Она мне не нужна уже. Подарите кому-то. В том году платье купила за семнадцать триста, тоже никто ничего не сказал… Коллектив на работе – врагу не пожелаешь. Суки. Спасибо, вот там меня высадите, у Шоколадницы.

* * *

– Аллё! Это Яндекс? – громкий девичий голос рвётся наружу телефона.

– Не совсем. Меня зовут Никита. Но вы можете