Стоящий на одном из рукавов Вислы Эльбинг был основан тевтонскими рыцарями и впоследствии также захвачен Польшей. Власти сего города не воспользовались уроком Данцига и слишком долго уклонялись, прежде чем согласиться на проход шведских войск, а посему были еще более жестоко наказаны. Карл въехал в Эльбинг 13 декабря во главе четырехтысячного отряда. Пораженные ужасом горожане прямо на улицах кидались ему в ноги и умоляли о милосердии. Он повелел всех разоружить и поставил своих солдат на квартиры к бюргерам, после чего призвал к себе городской совет и потребовал сей же день уплатить двести шестьдесят тысяч экю контрибуции. Он захватил в городе двести пушек и четыреста тысяч фунтов пороха. Таковых прибытков не дала бы ему никакая выигранная баталия. Успехи сии были верными предвестниками низложения короля Августа.

Едва только кардинал-примас поклялся ничего не предпринимать противу короля своего, как сразу же поехал на варшавский Сейм, якобы заботясь о всеобщем умиротворении. Говорил он только о согласии и послушании, но его сопровождали солдаты, набранные в архиепископских владениях. Наконец сбросил он свою маску и от имени всего собрания провозгласил «Августа, курфюрста Саксонского, неспособным носить корону Польши». Единодушным решением трон был объявлен вакантным. Желание шведского короля, а следовательно и сего Сейма, заключалось в том, чтобы отдать Якову Собескому престол отца его, Яна Собеского. Сам Яков находился тогда в Бреслау, с не-терпеливостию ожидая для себя отцовскую корону. Однажды вместе с братом своим Константином он поехал на охоту, где они были схвачены тридцатью саксонцами, коих тайно подослал король Август. Везде уже стояли наготове перекладные лошади, оба принца были незамедлительно отвезены в Лейпциг и заключены под крепкую стражу. Удар сей расстроил все планы Карла, кардинала-примаса и варшавского Сейма.

Почти одновременно с этим Фортуна, играющая коронованными головами, устроила так, что едва не был похищен и сам Август. Как-то раз, когда обедал он в трех лье от Кракова, внезапно появился генерал Реншильд, сбивший поставленный для охраны короля аванпост. Августу только-только хватило времени, чтобы вспрыгнуть в седло и ускакать со свитою всего из десяти человек. Четыре дня Реншильд продолжал погоню, надеясь всякую минуту схватить его. Король бежал до самого Сандомира, и только по счастливой случайности удалось ему ускользнуть от преследователей.

Тем временем партия Августа переговаривалась со сторонниками кардинала-примаса, хотя обе стороны и почитали друг друга за изменников отечеству. Коронная армия тоже разделилась на две части. Август, принужденный просить помощи у московитов, уже раскаивался, что не прибегнул к оной ранее. Он метался между истощенной Саксонией и Польшей, которая не осмеливалась поддерживать его, ибо там правил теперь победоносный и неколебимый шведский король.

Политичный граф Пипер предложил Карлу самому восприять польскую корону и убеждал его в том, сколь легко можно сие произвесть, имея победоносную армию и влиятельную придворную партию в покоренном уже королевстве. Он соблазнял Карла славою защитника евангелической веры, указывая на незатруднительность того, что было когда-то сделано Густавом Вазой для Швеции, то есть установления лютеранства и освобождения народа от цепей рабства. В какой-то момент Карл почти уже согласился, однако идолом его всегда была слава, и поэтому собственный свой интерес, равно как и удовольствие отнять у Папы Польшу, принес он ей в жертву. Король ответствовал Пиперу, что для него более лестно раздавать короны, нежели завоевывать оные для себя, и присовокупил с улыбкою: «А вы созданы для того, чтобы быть министром какого-нибудь италианского государя».

Карл еще находился у Торна, в той части Пруссии, каковая принадлежит Польше, но уже простирал виды свои на то, что происходило в Варшаве. К нему явился принц Александр, брат похищенных Якова и Константина Собеских, и просил о возмездии, каковое король обещал ему, почитая оное легким и совпадающим с собственными своими интересами. Нетерпеливо поспешая дать Польше короля, предложил он принцу Александру самому взойти на престол, коль скоро Фортуна столь упорно не благоприятствует Якову. Он совершенно не ожидал отказа Александра, который заявил, что не намерен пользоваться несчастиями старшего своего брата. Карл и граф Пипер, а более всех других молодой познанский воевода Станислав Лещинский, уговаривали его согласиться, но не преуспели в этом. Соседние государи с изумлением известились о неслыханном сем отказе, не зная кому более поражаться — королю Швеции, который двадцати двух лет от роду распоряжался короной Польши, или же принцу Александру, отвергнувшему оную.

Станислав Лещинский избран королем Польши.

Подвиги царя. Основание Петербурга.

Битва при Фрауенштадте. Альтранштадтский мир

Молодой Станислав Лещинский был избран варшавским Сеймом для того, чтобы сообщить шведскому королю о тех многочисленных распрях, кои проистекли вследствие похищения князя Якова Собеского. Станислав имел приятную наружность, в коей соединялись непринужденность с мягкостию, а вся его манера держаться свидетельствовала о порядочности и открытости, каковые изо всех внешних качеств суть, несомненно, благоприятнейшие и придают словам тот вес, который ценнее любого красноречия. Благоразумие его речей, когда говорил он про короля Августа, Сейм, кардинала-примаса и противоречивых интересах, разделявших Польшу, поразило Карла. Король Станислав удостоил меня рассказом о том, что говорил он по-латыни шведскому королю: «Как можно заниматься выборами, когда два принца, Яков и Константин Собеские, остаются в неволе?», на что Карл ответствовал: «А как спасти Республику, не прибегая к выборам?» Сия беседа и оказалась той единственной интригой, которая возвела Станислава на трон. Карл продлил разговор нарочито для того, чтобы лучше понять характер молодого воеводы. После аудиенции он объявил, что ему не приходилось еще видеть человека, столь искусного в примирении интересов различных партий. Он и далее осведомлялся о качествах Лещинского и узнал, что человек этот отличается также смелостью и выносливостью: спит на соломенном матрасе; не пользуется для самого себя прислугой; воздержан от горячительных напитков, что столь редко бывает в сем климате; бережлив и не только чтим всеми подвластными ему людьми, но, быть может, единственный вельможа во всей Польше, у кого есть истинные друзья. Таковые свойства характера, сходственные во многом и с чертами самого Карла, определили окончательное его решение. После разговора с Лещинским он сказал во всеуслышание: «Вот человек, который навсегда останется моим другом». И вскоре стало понятно все значение сих слов: «Вот человек, который будет королем».

Примас Польши, узнав о том, что Карл произвел в короли воеводу Лещинского, почти так же, как Александр возвысил Аболонима, поспешил к шведскому королю с намерением убедить оного отдать корону одному из Любомирских. «Но что у вас против Станислава Лещинского?» — спросил завоеватель. «Государь, он слишком молод». На сие король лишь весьма сухо возразил: «Да, он почти моего возраста» и повернулся к прелату спиной. На варшавский Сейм был незамедлительно отправлен граф Горн с изъявлением воли короля об избрании не позднее, чем через пять дней, Станислава Лещинского. Граф прибыл 7 июля и на военный манер назначил выборы на 12-е, как если бы отдавал приказ о выступлении батальона из лагеря. Кардинал-примас, раздосадованный таковым исходом всех своих происков и стараний, всячески интриговал противу сего выбора, к которому сам он не имел никакого отношения. Но шведский король собственной персоной, хотя и инкогнито, тоже прибыл в Варшаву, и всем недовольным оставалось только смолкнуть. Примас не участвовал в выборах, а предался бесплодному невмешательству, не имея сил противостоять победителю, но в то же время не желая и поддерживать его.