Еще раз посмотрев на часы, Мартынов решил проехаться по городу и найти какую-нибудь неприметную гостиницу.

Приглянулась было гостиница «Север», но она кишела китайцами, как кухня алкоголика тараканами.

В «Сибири» оказался отдельный пост милиции при гостиничном комплексе, значит, не могло даже идти речи о том, чтобы здесь останавливаться.

Хотел приютиться в «Уюте» и даже стал вынимать паспорт гражданина России на имя Белозерцева, но вдруг откуда-то сбоку подвалил ханыга и заявил, что единственное свободное место в этой «дешевой харчевне» – в его номере. Он очень рад этому, и у него, специально для этого случая, припасена бутылка перцовки. Администратор подтвердила оба факта, после чего Мартынов молча поднял сумку и вышел на улицу. Последний раз он пил перцовку на «строгаче» в Хатанге, и от одного только слова «перцовка» у него возникала устойчивая изжога. Хотя дело, конечно, было не в перцовке.

В гостинице технического университета никому до него не было никакого дела, и это радовало. Огорчало лишь отсутствие горячей воды, о чем сообщалось в коротком коммюнике на стекле дежурной по этажу. Развернувшись, Мартынов еще полчаса разъезжал по улицам города, после чего совершенно случайно наткнулся на гостиницу под названием «Центральная». И это заведение устроило его по всем параметрам.

Быстро раздевшись, Андрей Петрович встал под душ. Он не выходил из ванной около получаса, нежась под тугими струями горячей воды и тщательно смывая с тела четырехдневную грязь. Последний раз он мылся в Вегасе, и каждый раз, когда он вспоминал о доме, ему хотелось побыстрее сделать дело и покинуть эту страну, где в коридорах гостиниц бродят сутенеры с проститутками и на каждом шагу милиция проверяет документы. Нет, он не ошибся, когда семь лет назад поменял гражданство. Нет, не ошибся… Ничего тут не изменилось. Раз в год он приезжал в Россию по делам Флеммера, и ничего за прошедшие триста шестьдесят пять дней не менялось. Те же сутенеры, те же объявления, те же заявления. Рост продолжается, инфляция уничтожается на глазах, страна поднимается из кризиса, а народу у помоек все прибавляется и прибавляется. Лучший показатель улучшения жизни – раз у помоек добавилось народу, значит, россияне стали выбрасывать все более и более пригодные для вторичного употребления вещи и продукты. С голодухи так поступать не станешь, факт. Значит, жизнь действительно улучшается.

Больше всего Мартынов, сразу по приезде, любил остановиться у какой-нибудь «хрущевки» и почитать объявления. Что-де изменилось за год?

Андрей Петрович был убежден в том, что пройдет еще пара-тройка лет, и на подъездных дверях в городах России начнут появляться такие объявления, как: «Уважаемые жильцы! Сегодня в два часа будет отключена горячая вода, в три – холодная, в пять – электричество, а в шесть – тепло. В семь часов вас выведут во двор и расстреляют. С уважением, ЖЭУ, какое-нибудь – 27».

Самое смешное заключается в том, что от этого ничего не изменится. Страна будет подниматься, инфляция падать, а доходы расти.

Размышления ни о чем были прерваны скрежетом стула слева от стола.

– Товарищ, мы не помешаем, если присядем?

Мартынов поднял глаза. Перед ним стояли два амбала и таращились на его ресторанную котлету и бутылку «мартини». Андрей Петрович указал руками на оба свободных стула и быстро оглядел зал. Действительно, в гостиничном ресторане свободных мест было мало. Лишь несколько столиков, за которыми сидели разнополые пары. По всей видимости, соображения у братков хватило на то, чтобы к парочкам не подсаживаться. Самым очевидным в такой ситуации была «парковка» у столика одинокого мужика, поедающего свой ужин.

В Америке все просто: ты купил жратву, ты ее и жрешь. Кому нужно, те купят сами, а кто купить не может, тот достоин презрения, ибо в Америке не имеет денег только тот, кто не работает. В России принято делиться, в противном случае присутствующие тут же решат: либо – сука по жизни, либо неместный.

– Вина, ребята?

«Ребята» прервали свое затяжное молчание и развернулись на голос. Могло показаться, что они молчат потому, что самым внимательнейшим образом кого-то высматривают в ресторане. Но когда они развернулись к нему, Андрей Петрович понял: никого они не высматривают. Скорее свалили с улицы, чтобы не мозолить кому-то глаза.

Андрей Петрович съел предпоследний кусок и осторожно скользнул взглядом по двум собеседникам.

Амбалы по-прежнему сидели боком друг к другу, сверлили взглядами стулья в зале и крутили в руках предметы. У одного в руке блестела связка ключей, по брелоку на которой Мартынов быстро вычислил марку машины – «Лексус», а второй ключей не имел. Он с ловкостью фокусника крутил в мощной пятерне тройку небольших стальных шариков. Движения были настолько молниеносны, что шариков практически не было видно.

Выводы появлялись один за другим и наматывались на понимание, как веревка на локоть. Нервничают. Смотреть такими стеклянными глазами на толпу и одновременно вращать в руке шары – признак чрезвычайной сдержанности. Второй перебрасывал на пальцах ключи. И перебрасывал, и перебрасывал… И смотрел точно таким же взглядом в зал. Нервничают, но держатся.

Нет, это не быки, это серьезные люди.

Котлета доедена. Разговор вышел на новый уровень:

– Что делать будем?

– Сидеть.

– Смешно сказал. Сейчас или вообще?

– У Зверобоя шифер посыпался. После Большого он теперь на меня «мошну» вешать начинает. Типа, это я к москвичам дорогу пробивал. Да этот еще, Метла… Сука страшная. Вчера звонил, спрашивал, когда я в последний раз Захара видел.

– И что ты сказал?

– Неделю назад, говорю, в кабаке встретились.

– Да-а-а… Метла – это серьезно. Второй год кружит.

Мартынов решился. Натянув левый рукав так, чтобы были видны пять точек на запястье, он громко набулькал мартини в пустой стакан и, как бы между прочим, поинтересовался:

– Браты, может, вы мне поможете? – Что?..

Заметив тагу, один из страдальцев слегка размяк.

– Я издалека, – направил мысли собеседников Мартынов. – Человека одного ищу.

Они еще раз, только теперь уже более тщательно, оглядели незнакомца. По их подсчетам, все было нормально: костюм на пять милицейских зарплат – значит, не мусор. Татуировка, указывающая на то, что «заезжал», значит при понятиях. Если соединить все вместе, то получается очень прилично и даже авторитетно. Если бы еще не эта стрижка… Малопонятная, честно сказать, стрижка. Блатной себя так не взлохматит, а фраер под стильного косить не станет. Если бы не кулаки пудовые да взгляд уверенный, можно было даже предположить, что «голубок»… Однако свалив все в кучу, двое собеседников твердо уверились в том, что мужик при деле и авторитете. Вероятно даже, при большом авторитете, если позволяет себе носить на голове мелированное сорочье гнездо.

– А как фамилия?

– Мальков. – А имя?