Кто угодно покажет. Курсанты военных училищ – каста особая. Хотя сейчас, кажется, эти учебные заведения называются институтами. Как все изменилось в этой стране за девяносто лет! Россия испокон веков славилась военными училищами и институтами благородных девиц. На том стояла Русь, тем и славилась. Сейчас в ней институты военных, и не нужно удивляться, если вскоре появятся училища благородных девок. В принципе, как думалось Мартынову, все так и есть. Курсанты превратились в студентов, а девчата имеют такое образование и воспитание, что по культуроведению им впору вручать диплом ПТУ

Андрей Петрович расслабился, почувствовав, что настроение меняется к лучшему. За размышлениями о падении статуса учебных заведений и нравов дорога привела сыщика к огромным кованым воротам, на которых висели приваренные к ним буквы: «ПССЗ».

«Павловский станкостроительный завод», – быстро расшифровал Мартынов, в очередной раз похвалив Флеммера за то, что тот послал в Россию именно его. Посмотрел бы сейчас Андрей Петрович на того же Флеммера, который хорошо знает русский язык, но не имеет представления о русских нравах. Сколько бы он сейчас простоял перед этими буквами? ПССЗ… А как насчет «АОЗТ ЗНВА»? Эту вывеску Мартынов видел в Новосибирске на воротах завода низковольтной аппаратуры. Посмотрел бы Андрей Мартынов на сыскаря заморского…

Через тридцать секунд первый же вышедший из проходной мужик указал Мартынову на здание, расположенное в двухстах метрах от стены завода. Андрей Петрович поблагодарил и быстро прикинул на глаз возраст пролетария.

– Слушай, друг, ты не этот техникум заканчивал?

– А здесь все этот техникум заканчивали. Я простым наладчиком устроился, а сейчас уже мастер.

Восхищения от этого сумасшедшего продвижения по служебной лестнице в глазах незнакомца рабочий не обнаружил. Зато пришлось отвечать на вопрос, в каком году он закончил эту площадку для карьерного взлета.

– Ну дак, это… В девяносто втором. «Бац! – и в точку», – решил Мартынов.

– Тогда, наверное, ты знаешь одного человека. Вы ведь четыре года в технаре пыхтели?

– Четыре пыхтели, – подтвердил мастер.

– Значит, этот человек учился с тобой. Его фамилия Гулько. Знаешь такого?

Тот рассмеялся:

– Гулько – это авторитет в Новосибирске! А других Гулько здесь я не знаю.

Пришлось внедряться в доверие начальника отделов кадров кузницы станкостроительных кадров. Поиски в архиве техникума частично напоминали поиски в детском доме, с той лишь разницей, что запыленные бумаги хранились не в подвале, а в огромном светлом помещении на втором этаже, поэтому пришлось не спускаться, а подниматься.

Не помогла и бутылка «Арарата».

– Нету такого у нас, – разочарованно процедил кадровик, косясь на бутылку, которую не заслужил. – Может, кого другого найти?

Подобное американец недавно уже слышал. Но другого Мартынову не было нужно, поэтому он справился, кто из сотрудников мог знать человека, который в восемьдесят восьмом году приезжал поступать в техникум. Ситуацию немного выпрямила сотрудница лет тридцати пяти на вид. Услышав разбираемую тему, она выглянула из-за стеллажа и огорошила всех. На женщине было трикотажное платье, и Андрей Петрович, прикуривая, мгновенно оценил ее статус.

«Дважды замужем, от работы тошнит, но больше ничем не умеет заниматься, поэтому в свои тридцать с небольшим терпеливо ждет пенсии. Муж – алкаш и, по совместительству – какой-нибудь фрезеровщик ПССЗ».

– Я помню Гулько, – сказала она. – Только если товарищ хочет его найти, то пусть едет не на завод, а в милицию. Гулько на второй день, будучи еще абитуриентом, участвовал в какой-то драке. Его выгнали с курсов. Если он сейчас не сидит в тюрьме, то только по той причине, что его убили.

И снова ушла за стеллаж.

«Наваждение какое-то, – подумал Мартынов. – Гулько знают все, но вовсе не по той линии, по которой я пытаюсь его искать».

В райотделе пришлось снова раскрывать удостоверение журналиста. Деревенская милиция менее подозрительна, и к чужакам относится тепло и доверительно, если правильно обосновать свое появление в городке, пахнущем парным молоком и свежим навозом. Что-что, а обоснование своего появления – это конек Мартынова. Еще одна бутылка коньяка, авторучка с логотипом статуи Свободы, которая на 96-й стрит стоит пятнадцать центов – и ответ на мучивший вопрос найден.

Роман Сергеевич Гулько, воспитанник новосибирского детского дома, осужденный Павловским райсудом за умышленное причинение телесных повреждений средней тяжести, повлекших смерть потерпевшего, выпал из поля зрения местных правоохранительных органов сразу после объявления приговора.

Седой майор развел руками и повторил фразу, которую Мартынов уже слышал в отделе кадров станкостроительного техникума.

Тотальный шмон в картотеке паспортного стола принес точно такие же результаты, то есть – не принес никаких.

Мартынов покатил по городу в поисках старух и курсантов. Гулько-станкостроитель подождет и никуда не денется. Если поразмыслить здраво, то никуда, кроме Новосибирска, ему деваться некуда. В день суда ему оставалось чуть менее года до армии. Значит, уехал из города и был призван куда-нибудь в стройбат на берегу Амура. Ответ на вопрос, в какую именно часть, должен знать военком Новосибирской области. А теперь нужно найти военного или…

А вот и она. Бабка с семечками в трех метрах от проезжей части. Эти бабули знают все про всех.

К вечеру Андрей Петрович стал подозревать, что фортуна повернулась к нему задом. Метлицкий Рома в училище значился. Это не станкостроительный техникум. Тут статистика ведется – дай боже… Был такой абитуриент! Но после проваленного сочинения на тему «Маяковский – молния революции» Роман Алексеевич убыл в неизвестном направлении.

– Что ж вы такие темы… с позволения сказать… будущим военным? – вскипел журналист из Санкт-Петербурга Мартынов. – Вы бы еще задвинули – «Лысина Котовского – зеркало Красной Армии»!

Вовремя спохватившись, он рассмеялся и окатил кадровика-полковника ясным голубым взглядом. Он пошутил…

Какой-то майор проводил Мартынова до КПП и велел наряду не впускать этого журналиста на территорию училища ни под каким предлогом.

Итак, задача усложняется. Время идет, сутки тают за сутками, и близится срок, когда почти десять миллионов долларов перейдут в полное распоряжение марсельского банка. Флеммер и Малькольм проиграют, а вместе с ними проиграет и он, Андрей Мартынов. Ничто не ценится в Америке так низко, как подорванная репутация. Страна свободы не любит неудачников.

Резко взяв со стоянки, он выехал на трассу, ведущую в обратном направлении. Впереди был Новосибирск, и в нем, вполне возможно, оба Ромы. Гулько и Метлицкий.

О том, что попасть в Новосибирск быстро не удастся, Мартынов понял, увидев на дороге знакомого «гаишника». «День Сурка» какой-то. Гулько не найден, Метлицкий не обнаружен, а на посту ГИБДД перед носом опять машет полосатой палкой тучный старшина.