В конце концов мадам была вынуждена удалиться, и комнату наполнила тишина. Маркус бросил хлыст на стул и тоже снял перчатки. Джудит стояла, не оборачиваясь.

Он подошел к ней сзади и, подняв грозди ее локонов, припал губами к нежной шее. И вновь ее пронзила дрожь, и он снова почувствовал, как ее желание сливается с его. Маркус поцеловал Джудит.

— Моя прекрасная рысь, я хочу видеть тебя обнаженной.

Он увлек ее на середину комнаты, повернул липом к себе и взял за подбородок, Джудит словно видела себя со стороны: как она легко и плавно соскальзывает в некий фантастический мир, где единственной реальностью был блеск желания в его глазах и ее ответное влечение. В этом мире существовал лишь один непреложный факт; он жаждал ее, а она жаждала его.

— Я тоже хочу видеть тебя обнаженным, — прошептала Джудит и провела ладонью вдоль его щеки, легонько очертив мизинцем контуры рта.

Рука Маркуса крепко схватила ее запястье, нежно покусывая мизинец. Это было восхитительно! Она судорожно облизнула губы.

— Джудит, я хочу тебя.

В каждой его клеточке горел огонь страстного желания. Маркус поднял ее и отнес в постель. Постояв с секунду и напряженно глядя сверху вниз, он опустился на колени, чтобы снять с нее сапоги. Затем поднял Джудит и поставил на ноги.

— Мне легче раздевать тебя, когда ты стоишь. — Он улыбнулся и поцеловал уголок ее рта.

— Я могу это сделать значительно быстрее, — предложила она.

Вместо ответа Маркус лишь покачал головой, а затем, захватив каждой рукой по пряди волос на ее голове, притянул к себе и прижался губами к ее рту. При этом грудь Джудит прижалась к его груди. Она застонала. Подавив вздох, он отпустил ее голову, и его быстрые, проворные, нетерпеливые пальцы ловко справились с блузкой. Следом за этим он резким движением сдернул с ее плеч сорочку.

Еще мгновение, и нежные холмы ее грудей с отвердевшими от желания сосками исчезли в его теплых ладонях. Джудит закрыла глаза… И тут он вдруг отпустил ее и сделал шаг назад. Она стояла, воплощение совершенства, обнаженная до пояса, золотистое пламя волос подчеркивало чудесную белизну ее кожи.

Неожиданно она улыбнулась ему — даже не ему, а скорее самой себе — необычной, отрешенной улыбкой и пропела руками по своей груди.

— Сними юбку сама, — прохрипел он.

Она расстегнула крючки на боку, и юбка соскользнула с бедер на щиколотки. Теперь на ней была только тонкая батистовая нижняя юбка. Он положил руки ей на бедра и затем резко повернул спиной к себе. Его пальцы пробежались по ее позвоночнику, а затем этот путь проделал его язык. Из губ Джудит вырвался слабый стон.

Теперь уже и пуговки на нижней юбке оказались расстегнутыми, и она тоже соскользнула к лодыжкам Джудит. Маркус погладил округлости ее бедер и повернул Джудит лицом к себе.

Снова сделав шаг назад, он жадно оглядел ее тело — от пылающей головы до кончиков пальцев на ногах. Кстати, ее ноги еще были в чулках, бедра охватывали кружевные подвязки. Он тут же решил, что оставит их. В этом было что-то порочное, что-то присущее только Джудит. Так, во всяком случае, он ее сейчас понимал.

— Ты прекрасна, — прошептал он. — Прекраснее, чем в моих самых фантастических мечтаниях.

Джудит сделала шаг к нему и обвила его шею. Запрокинув голову, она предлагала ему фарфоровую белизну своего горла, волосы ее половодьем хлынули по плечам. Она прижалась к нему всем своим существом.

— Боже мой, Джудит! — возбужденно прошептал он. — Боже мой, рысь, что ты со мной делаешь?

Маркус шагнул вместе с ней к постели и опустился на покрывало. Не спуская с Джудит воспаленного взгляда, он начал сбрасывать с себя одежду.

Джудит завороженно смотрела, как обнажалось атлетически мощное тело. Она жадно любовалась его широкой грудью, слегка припорошенной темными кудряшками, узкой талией, плоским животом, стройными бедрами, длинными мускулистыми ногами.

Он подошел к постели и лег рядом, целуя нежную жилку, пульсирующую на шее, не переставая ласкать и вдыхать аромат ее тела. Он возбужденно погладил ее вдоль всей линии тела, мягко касаясь восхитительных впадин и возвышенностей. И она застыла под этими ласками, только губы продолжали шептать его имя. Он сжал губами ее соски, и в этот момент все тело Джудит растворилось в медленном жарком потоке, который поднял ее на гребень волны и стремительно нес вверх.

Маркус провел языком влажную пылающую дорожку вдоль ее живота, и Джудит издала глубокий протяжный стон.

Они оба медленно скатывались к краю пропасти, и, уже падая, Маркус обнаружил — слишком поздно обнаружил, — что ему что-то мешает, нечто тонкое, преграждающее путь. Но вскоре препятствие было преодолено. На глазах Джудит блеснули слезы, а губы ее раскрылись в слабом, но ликующем вскрике. Они слились, стали одним целым, и остановить их сейчас не смогла бы даже вся наполеоновская императорская гвардия.

Очнувшись, Маркус долго лежал рядом с ней, закрыв глаза. Наконец он заговорил на удивление ровным голосом:

— Почему ты мне не сказала?

— О чем?

Он оперся на локоть.

— О том, что ты девственница. — Он посмотрел на яркие капельки крови на простыне и внутренней части ее бедер. — Почему ты мне не сказала?

— А почему ты решил, что я не девственница? — в свою очередь, спросила она.

— Интересно, а что я должен был подумать? Вела ты себя, как опытная, искушенная дама. Я и вообразить не мог, что ты не знала мужчин.

— А разве это имеет значение? — Джудит тоже приподнялась.

— Конечно, имеет. — Он вновь откинулся на полушку. — Вообще я ре имею обыкновения лишать девственниц невинности.

— Но мы просто делали то, что хотели. Оба. — Она была искренне удивлена. — Ведь ничего не случилось, чего не должно было случиться.

Маркус пристально посмотрел на нее и медленно произнес:

— Вероятно, ты права. Ничего не произошло, чего не должно было произойти.

В этом утверждении, произнесенном ровным голосом, чувствовалось какое-то раздражение, которое Джудит испугало. Она выскользнула из постели и направилась к умывальнику.

— Ты вроде бы чем-то рассержен, — произнесла она, наливая в чан воду, — и я не понимаю почему. — Она залезла в чан и начала обмываться. — Чем я тебя так обидела?

Маркус глядел в пространство, пытаясь привести в порядок мысли. «Получается, что я совратил ее. Обесчестил! Но зачем ей это было нужно? И уж конечно, даже самая великая актриса не может с такой искренностью имитировать желание, страсть, восторг».

— Возвращайся в постель, — произнес наконец он. — Уже давно рассвело, нам нужно хоть немного поспать.

— Но ты мне ничего не объяснил. Что с тобой происходит? — Она подошла к постели усталая — это было видно по глазам, но в них были еще какая-то мука, страдание. И Маркус мог поклясться, что они были подлинные.