Вдруг я замечаю, что прошла мимо дома, и с удивлением обнаруживаю, что стою около местного «Старбакса». Внутри несколько служащих офисов в щеголеватых костюмах поспешно допивают двойной эспрессо, прежде чем спуститься в метро. Там же и пара мамаш с малышами, еще не научившимися ходить. Дети ползают по полу кафе, такого я не допускала никогда, даже когда смертельно уставала после тяжелой бессонной ночи — это негигиенично. Двое человек читают газеты. Я завидую им: они выглядят невозмутимыми, словно время дано им, чтобы его расточать, а не заполнять чем-то, и оно не пролетает мимо, как у меня.

Может, присоединиться к ним? Ведь я не позавтракала. Я испекла мальчикам блины, так что времени на себя не осталось, и теперь немного проголодалась, а после пары бессонных ночей кофе латте, возможно, слегка меня приободрит. Я тотчас же испытываю чувство вины — дома в буфете стоит превосходный бразильский кофе, я могла бы просто вернуться домой и сделать чашечку. Довольно нелепо сидеть в одиночестве в кофейне. Охваченная внутренней борьбой, я все же заказываю латте и сдобную булочку с корицей, затем усаживаюсь у окна.

Превосходный день для сушки белья — теплый и ветреный. Яркий осенний солнечный свет расплескался по тротуару. Я ощущаю мимолетное удовлетворение при мысли, что утром, до ухода в школу, успела развесить белье. Не многие мамы могут похвастаться подобной организованностью. Погружаясь в просторное кресло, я постаралась расслабить плечи. Почти двое суток я ходила подняв их до ушей.

Я попыталась думать о приятном — школьный семестр начался хорошо, царит относительное спокойствие. Только Себастьян ворчит, что мне не следует встречать его у школьных ворот (нелепо добиваться такой самостоятельности в его возрасте, когда невозможно шага ступить, чтобы не наткнуться на педофила или шофера-лихача). Мальчишки возвращаются из школы домой грязными, усталыми, пропахшими потом и устраиваются перед телевизором. Съедают несколько порций тостов, выпивают большие кружки молока, а затем я заставляю их сделать что-нибудь полезное, пока готовлю горячее.

Я погружаюсь в размышления. «Жестоко» и «отвратительно» — не те слова, которые я привыкла ассоциировать с Дейзи и Конни. По крайней мере, с тех пор, как мы с Дейзи перестали драться из-за кукол. Что именно они сказали? Растрачиваю попусту свою жизнь. Я помню это совершенно отчетливо даже сквозь неразбериху двух бессонных ночей. Мне хотелось бы забыть эти слова, но не могу. Обвинение впилось в меня, словно комариный укус, и я ничего не могу поделать — разве что расчесать его. Надо отдать должное Конни, она заметила, что я потрясающе много делаю для близнецов. О чем она спросила меня? Что я собираюсь делать потом?

Кофе, сначала казавшийся вкусным, вдруг оказывается горьким. Я хватаюсь за булочку и откусываю огромный кусок в надежде избавиться от неприятного привкуса. Булочка не помогает — в горле у меня пересохло, и я не могу ее проглотить. Я жую, жую, жую и, наверное, похожа на огромную корову, жующую траву.

Они хотели поговорить со мной о моем будущем. Их голоса нашли путь, чтобы проникнуть в мое сознание. Прошлой ночью, пребывая во мраке отчаяния и жалости к себе, я смогла отфильтровать участие и жалость из их слов. Я проигнорировала их уверения, будто они думают обо мне и желают мне добра. Прошлой ночью было легко сердиться и возмущаться и, что еще более важно, продолжать избегать того, на что они пытались обратить внимание. Но при дневном свете, когда солнечные лучи потоком лились в окно, было не так просто делать вид, будто ничего не знаешь.

У меня действительно нет будущего.

Финансово я в достаточной мере обеспечила себя, хотя нельзя сказать, что пребываю в изобилии. Когда Питер ушел, он выплатил ипотеку за наш дом. Он был огромным. Я продала его и купила себе и детям значительно более скромное жилище, а большую сумму денег вложила в гарантированные акции. Надеюсь, что не закончу жизнь нищенкой. Но как я представляю свое будущее?

Надеюсь, мальчики поступят в университет, не пристрастятся к наркотикам и найдут себе работу по вкусу. Когда-нибудь, надеюсь, появятся внуки. Слова Конни пробили брешь в тщательно выстроенной мною покрытой цветами изгороди. Это ухоженная изгородь, которую я подрезаю и удобряю; изгородь, которую я старательно возвела, чтобы защитить себя от жестокой реальности. Подобно отвратительным, повсюду проникающим сорнякам, слова моих друзей пробились сквозь нее. «У тебя нет ни друзей, ни интересов за пределами школьных ворот». «Мы просто подумали: будет хорошо, если ты станешь выходить, знакомиться с новыми людьми». «Может, даже разок-другой сходишь на свидания».

Я не слабоумная. Мне и самой приходили в голову подобные мысли. Может, мне действительно следует сделать усилие и попытаться куда-то ходить и знакомиться с людьми за пределами школьных ворот? Но как это осуществить? Не так-то просто найти няню, с которой детям будет уютно. Я никогда не оставляла их с чужими людьми. Пожалуй, время от времени можно было бы попросить об этом Дейзи и Саймона. Они постоянно предлагают свою помощь. Но куда мне пойти?

Я призадумалась. У меня есть хобби. Мне нравится заниматься садоводством, и в этом году вырастила невероятно красивые розы, о них говорит вся улица. Я хорошая швея и сама сделала занавески. Я очень хороший повар и умею находить своим увлечениям применение.

Взгляды окружающих, а не сама трель телефона обратили мое внимание на то, что звонит мой мобильник. Я увидела, что это Конни, и тотчас же ответила, несмотря на свои клятвы игнорировать ее.

— Извини, извини, извини. Мы по-настоящему сожалеем. Все мы. Очень сожалеем. Ты простишь нас? — без остановки трещит она, я же молчу, мне хочется большего. — Мы пытались сделать доброе дело. — Храню молчание. — Никто не знал, как обсудить с тобой этот вопрос, Роуз. — По-прежнему молчание. — Если бы мы не любили тебя, то ничего бы не сказали. Мы могли спокойно приходить к тебе по воскресеньям на обед в ближайшие два десятилетия. По правде говоря, мне даже невыгодно, чтобы ты бегала на свидания. Ты влюбишься в кого-нибудь и станешь меньше внимания уделять друзьям. Мне придется научиться готовить, а ты знаешь, что я всю свою взрослую жизнь провела пытаясь избежать этого. Роуз, мы не хотели причинить тебе боль, — добавляет она, очевидно вполне искренне.

Что же мне делать? Без Дейзи, Саймона, Конни и Льюка моя жизнь станет совсем унылой. Не стоит дуться. Я неуверенно усмехаюсь и нарушаю молчание.

— Знаю, — бормочу я. — Но мне противно, что все считают меня какой-то жертвой потому, что я живу одна. По правде говоря, я даже испытываю облегчение оттого, что рядом не околачивается какой-нибудь тип, постоянно теряющий свои вещи и ключи от машины. Мне нравится моя жизнь. Действительно нравится.

— Конечно, — ровным голосом произносит Конни.

— Знаю, мне никто не верит. Каждый, начиная с моей матери и кончая парнем из углового магазина, считает, что все мои проблемы были бы решены, если бы в моей жизни появился мужчина. Но от мужчин не слишком приятно пахнет, да и поступают они не особенно хорошо, — продолжаю я приводить свои аргументы.

— Верно, — снова соглашается Конни, но, судя по голосу, нельзя сказать, будто она всецело поддерживает меня. Я чувствую, что она просто боится разрушить только что заключенное перемирие и не рискует открыто возражать.