Гиммлер уже заметил, что большинство польских ферм были слишком малы для немецких семей, и теперь он не сомневался, что массовый голод на захваченных советских территориях облегчит создание на них крупных немецких хозяйств. Перед самым началом вторжения в СССР Гиммлер разоткровенничался с коллегами на субботней вечеринке: «Цель русской кампании – истребить 30 миллионов славянского населения»51.

Абсолютно очевидно, что перспектива войны против Советского Союза привела к возникновению в умах нацистских лидеров самых радикальных идей. В письме, адресованном Муссолини, где Гитлер ставил его в известность о своем решении напасть на Советский Союз, он признался, что теперь чувствует себя «духовно свободным», и что эта «духовная свобода» состоит в том, что он имеет возможность действовать во время этого конфликта, как он пожелает. Как написал 16 июня 1941 года в своем дневнике Геббельс, шеф нацистской пропаганды: «Фюрер сказал, что мы обязаны добыть победу любой ценой, неважно, творим мы зло или добро. Мы и так за многое в ответе…»

Уже на этой стадии, когда планы еще только составлялись, было абсолютно ясно, что евреев Советского Союза ожидают ужасные испытания. В своей речи, произнесенной в рейхстаге 30 января 1939 года, Гитлер обозначил четкую связь между будущей мировой войной и уничтожением евреев: «Сегодня я хочу вновь стать пророком: если международным финансистам и евреям – как в Европе, так и за ее пределами – удастся еще раз ввергнуть народы в мировую войну, результатом станет не большевизация мира и связанная с ней победа еврейства, а полное уничтожение еврейской расы в Европе»52. Гитлер использовал термин «большевизация» намеренно для того, чтобы подчеркнуть якобы существующую связь между коммунизмом и иудаизмом, на которой основывалась нацистская расовая теория. С его точки зрения Советский Союз был очагом большевистско-еврейского заговора. И неважно было, что у Сталина тоже имелись явные антисемитские наклонности. Нацисты предполагали, что евреи тайно контролируют всю сталинскую империю.

Чтобы справиться с предполагаемой еврейской угрозой в Советском Союзе, были созданы четыре айнзатцгруппы (Einsatzgruppen). Подобные оперативные отряды службы безопасности (являвшиеся частью СС) и полиции ранее уже действовали во время аншлюса Австрии и вторжения в Польшу. Их задачей было, двигаясь за наступающими войсками, уничтожать «врагов государства». В Польше такие айнзатцгруппы, проводили террористические акции, в результате чего было убито около 15 000 поляков – в основном евреев и представителей интеллигенции. Но эта цифра – просто мелочь по сравнению с тем, что творили айнзатцгруппы в Советском Союзе.

Эти подразделения сеяли смерть, несоизмеримую по масштабам с их размерами. Айнзатцгруппа А, прикрепленная к группе армий «Север», была самой большой: в ее состав входило около 1000 человек. Оставшиеся три (B, C и D), прикрепленные к другим группам армий, имели в своем составе от 600 до 700 человек. Перед самым вторжением командиры айнзатцгрупп получили инструктаж о своих задачах у Гейдриха. Его приказы, прозвучавшие на этой встрече, позднее, 2 июля 1941 года, были упорядочены в виде директивы, в которой говорилось, что в задачи айнзатцгрупп входит истребление коммунистических деятелей, комиссаров и «евреев, находящихся на службе [большевистской] партии или государства». Навязчивая идея нацистов о существовании особой связи между иудаизмом и коммунизмом, таким образом, очень отчетливо просматривается в директиве Гейдриха.

С самых первых дней вторжения айнзатцгруппы шли за передовыми частями немецкой армии. Они быстро двигались вперед и уже 23 июня, всего через день после начала войны, Айнзатцгруппа А под командованием генерала полиции и бригаденфюрера СС доктора Вальтера Шталекера достигла литовского города Каунас. Как только айнзатцгруппа вошла в город, начались еврейские погромы. В директиве Гейдриха были следующие слова: «Ни в коем случае не предпринимать никаких шагов, способных помешать чисткам, которые могут быть устроены антикоммунистическими и антисемитскими элементами на новооккупированных территориях. Наоборот, такие выступления должны тайно поощряться». Эта инструкция ясно дает понять, что убийство «евреев, находящихся на службе большевицкой партии и советского государства» являлось обязательным минимумом, ожидаемым от айнзатцгрупп. Впоследствии Шталекер написал в своем отчете: «Наша задача состояла в том, чтобы начать эти погромы, направить их в нужном направлении и достичь поставленных целей по ликвидации в самое короткое время»53. В Каунасе литовцы, которых немцы выпустили из тюрьмы, убивали евреев дубинками прямо на улицах города под благосклонным наблюдением немцев. На эти зверства собирались посмотреть толпы. Некоторые выкрикивали, подзадоривая убийц: «Бей евреев!» Когда эта бойня закончилась, один из убийц, взобравшись на груду трупов, взял аккордеон и заиграл литовский национальный гимн. Это была, без сомнения, именно такая акция, какие, по замыслу Гейдриха, его люди должны были «тайно поощрять».

Действуя в основном вдали от крупных городов, айнзатцгруппы добросовестно выполняли свою работу: они выискивали «евреев, которые состояли на службе большевицкой партии и советского государства» и убивали их. На деле это часто означало, что всех мужчин еврейской национальности в деревне или поселке попросту расстреливали. В конце концов, в соответствии с нацистской теорией, все еврейские мужчины в Советском Союзе в той или иной степени «были на службе партии или государства».

В то время как айнзатцгруппы и связанные с ними подразделения СС занимались уничтожением советских евреев, части регулярной немецкой армии также принимали участие в военных преступлениях. В соответствии с печально известным планом «Барбаросса» и так называемым «Комиссарским приказом» бойцов партизанских отрядов в плен не брали, а расстреливали прямо на месте, и проводились карательные акции против целых сел. Советских военных политруков – комиссаров – убивали, даже если они сдавались в плен. Именно из-за этого приказа, сформулировавшего отношение нацистов к комиссарам, Освенцим оказался впервые вовлеченным в этот конфликт. По соглашению с СС немецкая армия дала возможность людям Гейдриха прочесать многочисленные лагеря военнопленных в поисках комиссаров, которые, возможно, сумели проскользнуть через первоначальные проверки еще на фронте, когда их только взяли в плен. Затем возник вопрос: куда их деть? С точки зрения нацистов, было явно не лучшим решением убить их прямо на глазах у других военнопленных. Именно поэтому в июле 1941 года несколько сотен комиссаров, выявленных в лагерях для военнопленных, отправили в Освенцим.

С самого момента прибытия в Освенцим обращение с этими заключенными отличалось от обращения с остальными. Невероятно, но факт – даже учитывая те истязания, которые уже творились в лагере: с этой группой заключенных обращались еще хуже. Ежи Белецкий услышал, как над ними издевались, еще до того как увидел их самих: «Помню ужасные вопли и стоны…» Они с другом подошли к карьеру с гравием на краю лагеря, там и увидели советских военнопленных. «Они бегом возили тачки, наполненные песком и гравием, – рассказывает Белецкий. – Это была чудовищно тяжелая работа. Доски, по которым они толкали тачки, шатались во все стороны. Это была не обычная лагерная работа, а какой-то ад, который эсэсовцы специально создали для советских военнопленных». Капо избивали работающих комиссаров палками, а наблюдающие за всем этим эсэсовские охранники подбадривали тех: «Давайте, ребята! Бейте их!» Но то, что Ежи Белецкий увидел потом, его окончательно потрясло: «Там стояло четверо или пятеро эсэсовцев с винтовками. Один из них время от времени, перезарядив винтовку, высматривал цель, затем прицеливался и стрелял куда-то в карьер. Мой друг обомлел: «Что он делает, этот сукин сын?!» И мы увидели, как капо в карьере добивал палкой уже умирающего от пули человека. Мой друг служил в армии, и для него это была дикость: «Это же военнопленные. У них есть особые права!» Но этих людей убивали даже во время работы». Вот так летом 1941 года война на Восточном фронте – война без правил – дошла до Освенцима.