— Давайте куда-нибудь зайдем, — взмолился Фитцгиббон.

— Нет, Фитци, — возразила Фи, повелительно подняв руку, точно индеец-проводник. — Дай мне найти правильное местечко.

— В горле пересохло, — пробасил Во.

— У тебя в горле вечно пересохло, — процедил Эдди. Ну и пуританин, еще похлеще Лиззи Мэйфильд. Как странно, что Лиззи появилась, будто чертик из коробочки. Сразу прежними временами повеяло. Тогда они были серьезными школьницами и студентками, честно глодали гранит науки и довольно близко дружили. Теперь Фи богата и знаменита, а Лиз… кто она там, шпионка? Но кое-что общее между ними по-прежнему есть — и это магия. Фи надула губы. Конечно, Лиз по-настоящему не верит в связь музыки и магии. Пока не верит. Но поверит.

— Да будет вам, у меня ноги гудят, — пожаловался пресс-атташе Пэт Джонс, замыкавший процессию. К его ворчанию присоединились многие.

— Уймитесь! — обернулся к ним Майкл, быстрый, как кобра в прыжке. — Вы же знаете, нельзя ее торопить.

Где-то вдали в горячем, влажном воздухе повисла одна-единственная жалобная нота. Фионна вскинула голову, точно охотничья собака на звук рожка. Улыбнулась. И возгласила:

— Туда!

* * *

То ли она размякла от сладких пралине, то ли просто начала осваиваться в этой новой, престранной обстановке, но вскоре Элизабет обнаружила, что смотрит на Квартал совершенно иными глазами. А сказать точнее, воспринимает его иными чувствами.

Здесь была энергия, биение жизни, сливающееся с ритмом вездесущей музыки. Оно одновременно бодрило и успокаивало душу. Элизабет, настроенная на магию Матери-Земли, изумленно поймала себя на том, что невольно подзаряжается энергией прямо здесь, на улице… а ведь в городах ей удавалось это делать очень редко. Она ждала от Нового Орлеана чего-то непривычного, даже зловещего. Но эта сторона города стала для нее приятным сюрпризом.

— Моя бабка с твоей бабкой… сидя у огня…

— Закурить не найдется?

— Кареты! Кто хочет прокатиться на карете! Сюда-сюда!

Даже случайные обрывки мелодий и разговоров звучали теперь для Элизабет по-иному. Из бессмысленного шума они уподобились крикам пролетающих птиц в лесной чаще. Правда, их громкость все еще раздражала, но первое впечатление нестройной, почти пугающей какофонии развеялось. Элизабет охотно бы расслабилась, наслаждаясь происходящим, — но Фионну они пока так и не нашли.

— Либо мы разминулись, либо они куда-то свернули, — заявил Бобо и остановился как вкопанный. — Давайте-ка повернем обратно и попробуем найти их по запаху.

Только тут Элизабет осознала, что они прошли ярко освещенный отрезок Бурбон-стрит до самого конца. Дальше бары и лавки уступали место мирно спящим жилым домам и темным витринам магазинов. Не лучшее место для ночных прогулок в одиночестве. Рассудив, что ее блудных подопечных тоже вряд ли понесло в эти закоулки, Элизабет кивнула Будро и позволила ему повлечь себя назад.

Бобо по-прежнему делал остановки, чтобы поболтать со знакомыми, но теперь Элизабет обнаружила, что эти остановки подчиняются своим особым закономерностям. Кому-то Будро просто махал рукой в ответ, не сбавляя скорости. Других сам отвлекал от их дел: первым здоровался, подступал с расспросами. И очень-очень редко представлял Элизабет своим собеседникам. Среди последних оказались стройный негр в ковбойской шляпе с пером, крутивший в руках вычурную резную трость; а также невысокая грузная женщина в платье-размахайке, с целой копной косичек на голове. Элизабет заметила, что за внешней дружелюбной развязностью Квартала кроется четкая, строгая иерархия. Выкрикивая свои громоподобные, разухабистые приветствия, новоорлеанцы на самом деле оказывали шифрованные знаки почтения и подтверждали собственный статус. Насколько могла судить Элизабет, в этом колоритном, тесном мирке ее спутник пользовался большим авторитетом. Надо брать на заметку тех немногих, с кем он ее знакомит.

У самой реки, бредя по колено в бурлящем, желтом от фонарей тумане, Фи услышала, что из сплошного марева джаза вынырнули нежный голос скрипки и энергичные гитарные риффы. Прямо знамение. Новый Орлеан приветствует ее ирландской музыкой. ЗНАМЕНИЕ. В приметы Фи верила всей душой. Она решительно нырнула в дверь — и попала в зал с приятно-холодными кирпичными стенами. По плакатам и картам на этих стенах было ясно: здесь безоговорочно симпатизируют борцам за свободу Изумрудного острова. Тут же лежали приглашения на лекции выдающихся ирландских историков и философов, а также на концерты кельтских групп.

Между входом и аркой, за которой находился внутренний дворик с белым мраморным фонтаном, имелись два дверных проема. Левый вел в бар, где мужчины в мокрых от пота футболках смотрели телевизор. А из правого, где дверь была прикрыта, доносилась музыка.

Нажав на дверную ручку, Фионна увидела, что на сцене, держа гитару на коленях на манер японской лютни, сидит красивый мужчина и, потряхивая рыжеватыми кудрями, нежным тенором поет пронзительную, хватающую за душу песню. Стоя в дверях, Фионна подтянула ему. Высокий чистый голос звезды легко перекрыл усилители. Музыканты удивленно прекратили играть. В зале зажегся свет, выхватив из полумрака ярко-зеленые волосы и черную шелковую тунику новоприбывшей. Зрители зашептались: Фионну узнали.

— Можно нам с вами поиграть? — спросила Фи.

* * *

— Кажется, я взял след, — возгласил Борей, обменявшись несколькими фразами с торговцем хот-догами.

— Стив говорит, они двинули по Тулуз-стрит к реке. Говорит, если бы они зашли в «Темницу» или «Молли», он бы заметил. А значит, я почти угадал, куда они идут.

Он учтиво взял Элизабет под локоть и, лавируя в толпе, свернул с Бурбон в одну из боковых улочек.

Буквально в двух шагах от Бурбон начинался совсем другой город. Вместо толп и музыки, баров и сувенирных лавок — покой, почти благоговейное безмолвие. Люди попадались редко. Здесь неспешно прогуливались парами или сидели, беседуя вполголоса, на балконах. Вывески тоже совсем другие: ателье с нарисованными от руки эскизами в витринах, маленькие, уютные рестораны, бесчисленные антикварные магазинчики. Но энергия, которую Элизабет почувствовала на Бурбон, билась и тут: только была она негромкой и неброской.

Наконец она поделилась своим впечатлением с Бореем.

— Странно. Я как-то не ожидала творческой энергии от знаменитого на весь мир туристического центра.

— Ой, да никуда она не девается, — протянул Борей, явно радуясь ее замечанию. — Я лично убежден, что людей сюда именно духовная энергия тянет. Некоторые даже и слова такого не знают — но чувствуют. Наверно, потому у нас живет так много художников и писателей — про музыкантов я уж и не говорю.

Обернувшись, Борей указал рукой:

— Кварталах в пяти-шести отсюда — Конго-сквер, где Мари Лево устраивала свои колоссальные праздники вуду. Двумя кварталами левее от нас — Джексон-сквер и собор Святого Михаила. Там служил Папа Римский, когда в восьмидесятых годах приезжал в Штаты. Ну и Река, конечно.