Предпусковая проверка «AGM-114» представляет собой громоздкую тридцатиэтапную процедуру активации и тестирования ракеты перед запуском. Следующая за ней пусковая проверка требует выполнения еще двадцати проверочных действий. У неопытных пилотов вся процедура может занимать до пяти минут.

Мы с оператором средств обнаружения скрупулезно прошлись по всем пунктам карты контрольных проверок. Отличный способ отвлечься, пока ожидаешь прибытия к цели, но в боевой обстановке, когда на волоске висят жизни реальных людей, выполнение карты контрольных проверок было тем еще «геморроем».

Когда я был готов открыть огонь, то доложил об этом Хрену.

— Вас понял, дайте направление, — скомандовал Хрен.

Он хотел, чтобы мы проинформировали его, когда начнем маневр захода на цель.

Я сделал крен и сориентировал самолет носом на цель.

— «Молния» заходит с северо-востока, одна минута.

В моем распоряжении была одна минута на запуск ракеты.

— «Молния», действие разрешаю.

Команда «действие разрешаю» позволяла мне лишь имитировать пуск ракеты. Я не имел права пускать в ход вооружение до тех пор, пока реальный наводчик не разрешит «атаку». Сейчас мы летели с настоящими ракетами. И в целях безопасности все члены экипажа должны были убедиться, что во время симуляции атаки мы случайно не выстрелим по-настоящему.

— Вас понял.

Я проверил курс захода на цель. Западный ветер сносил беспилотник влево. Чтобы компенсировать снос, я повернул летательный аппарат примерно на десять градусов вправо.

— Тридцать секунд, активировать лазер, — скомандовал я.

Оператор средств обнаружения щелкнул тумблером, и на экране тут же вспыхнула надпись «ЛЦУ включен». Чтобы ненароком никому не навредить на земле, мы сейчас использовали не наводящий лазер, а лазерный целеуказатель или просто «излучатель». Этот лазер работал больше как фонарь и не мог наводить ракеты.

— Подсветка цели, — оповестил оператор.

— Подсветка цели, — передал я Хрену. — Тридцать секунд.

— Вас понял, — ответил Хрен.

Когда оставалось двадцать секунд, я еще раз скорректировал курс и убедился, что все тумблеры находятся в правильном положении, и сосредоточился на цели. За десять секунд я нажал кнопку «Готовность к запуску». На дисплее загорелась надпись «Готовность к запуску правой ракеты».

— На счет три, два, один…

Я сымитировал нажатие на гашетку. При учебных полетах мы ее никогда не нажимали.

— Выстрел. Двадцать пять секунд.

Это я предупредил Хрена, исполнявшего роль командира сухопутного патруля, что взрыв произойдет менее чем через полминуты. Потом сверился с GPS-синхронизатором и начал обратный отсчет времени.

— Пять, четыре…

Хрен произнес «Разрыв», что означало, что ракета взорвалась в поле нашего наблюдения. Я кивнул.

— Лазер отключить, поставить на предохранитель. Оружие на предохранитель.

Оператор средств обнаружения повторил команды и выключил излучатель.

— Отличная работа, — сказал Хрен. — Мы на высоте, направляемся на север.

Полет до района цели занял у нас почти четыре часа. Я снова оказался над той же самой мазанкой. Ввел «Хищник» в режим полета по круговой траектории над домом и стал ждать, когда курьер начнет что-нибудь делать или звонить по телефону. Когда он активизировался, в работу включались аналитики, следившие за ним из оперативного центра и ООЦ. Аналитики фиксировали все действия цели, делая соответствующие скриншоты. Все самое любопытное, связанное с наблюдательной операцией, происходило без нашего участия, а мы просто просиживали по восемь часов в креслах и изнывали от скуки.

Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды не произошло кое-что интересное.

Это был ночной полет, и я как раз принял управление «Хищником» у экипажа пускопосадочного сегмента. Хрен со мной больше не летал. Я был одним из руководителей полетов, имел к тому времени двести часов налета и обладал достаточными навыками, чтобы уверенно чувствовать себя при управлении летательным аппаратом и выполнении оперативных задач.

Рядом со мной сидела Дани.

Мы редко летали устоявшимися парами. Пилоты и операторы средств обнаружения постоянно сменяли друг друга согласно специальному графику дежурств и перерывов на отдых. В отличие от того, что показывают в фильмах типа «Топ Ган», пилоты и операторы средств обнаружения не были напарниками, работающими в одной смене. Кроме того, в свободное от службы время мы не играли вместе в волейбол. Пилотирование «Хищника» — посменная работа. Жили мы в отеле. Я вставал, приезжал на базу, выходил из образа семьянина и становился боевым пилотом, отрабатывал смену и возвращался в отель, по пути домой пытаясь выйти из образа боевого пилота и вновь стать семейным человеком. Если учесть, что так продолжалось целыми неделями, пилотирование «Хищника» было сродни работе на фабрике. Это лишало службу пилота ореола привлекательности.

Да и в любом случае волейбол никогда не казался мне «крутой» игрой.

Я сориентировал «Хищник» по координатам, принятым через зашифрованный чат-канал, и выдвинулся к цели. Следовало отыскать еще одного курьера, упоминания о котором уже проскальзывали в разведывательных донесениях. До района Джелалабада, где он жил, предстояло лететь еще около тридцати минут.

Дани мне нравилась. Она была очень опытным оператором средств обнаружения и одним из старших членов эскадрильи. Обычно она проводила контрольные полеты с молодыми операторами средств обнаружения и изредка летала с новыми пилотами вроде меня. Во время долгих полетов мы в основном спорили по поводу наших любимых футбольных команд; я болел за «Сталеваров», а Дани — за «Бенгальских тигров».

Дани крутанула камеру и принялась сканировать земную поверхность, проплывающую под брюхом беспилотника. Очень часто самые важные события происходили вдалеке от того места, где они, по нашему мнению, должны были происходить. Поэтому мы осматривали местность, надеясь обнаружить что-нибудь интересное.

К тому времени как мы достигли района цели, солнце начало свой медленный, грациозный восход — из-за горных вершин пробивались лучи теплого света. Я следил за показаниями приборов, выделенных на HUD-дисплее зеленым цветом, в то время как изображение земной поверхности постепенно превращалось в неразборчивую серую кашу с вкраплениями ярких пятен, указывающих на источники тепла. Все это напоминало картинки из теста Роршаха.

Во время восхода и захода некоторым инфракрасным камерам с трудом удается формировать удовлетворительную картинку, когда земля прогревается или охлаждается в соответствии с изменяющейся температурой окружающего воздуха. Дани отрегулировала камеру, чтобы компенсировать дефект изображения, и детали ландшафта опять стали различимы. Через несколько минут скалы на моем HUD-дисплее снова обрели резкие очертания. Было даже видно, как под утренним бризом, дувшим с гор, слегка покачиваются деревья.