— Где ты его нашел?

— Он сам пришел, через камин в саду Но отказывается войти. Представляете, эту комнату он называет комнатой, в которой исчезают шаги.

— Что он имеет в виду?

— Спросите сами. Он говорит, что уже бывал в ней. И что сделал здесь несколько шагов, а потом их потерял.

— Врешь!

— Может быть, хотя, однако, между тем, должно быть, нет… Конечно вру.

Эти слова Павле вызвали взрыв смеха. И тут, к общему изумлению, вошел Яуцин, за которым действительно следовал гость. Это был какой-то совершенно незнакомый нам чудной тип, немного моложе нас. Пока он по порядку знакомился с присутствующими, Павле шепнул мне:

— Если ты угостишь его сигаретой, то он сначала вытащит из кармана компас, чтобы определить, где юг, и только после этого закурит…

Я рассмеялась и встала рядом с продырявленным зеркалом, чтобы проверить, кто он такой. То есть читатель он или нет. В зеркале никого не было. Там просматривалась только его тень, распростертая по книгам, стоявшим на полке. Тут он рассмеялся, одновременно рассмеялась и его тень.

— В этом зеркале ему не удалось бы побриться, — заключила я. — Значит, он настоящий!

Когда все сели, Яуцин триумфально заявил:

— Вы не поверите, но наш гость знает автора этой истории!

После таких слов поднялся невероятный галдеж, а Лена прямо спросила:

— Разве у нашей истории есть автор? — в ответ на что все засмеялись, а читатель сказал, что да, есть, что он видел его один или, может быть, два раза и даже с ним вместе, в компании, пил кофе…

— А он что-нибудь рассказывал при этом? — Да.

— Может быть, что-то в связи с какой-нибудь своей историей?

— Вот именно. Дело было так.

История об истории

— Знаете, когда человек бывает самым умным? — спросил нас писатель в тот вечер за кофе. — Не знаете? Ну так я вам скажу. Нужно взять около литра медовой ракии, той самой, от которой и на третий день валишься со стула, немного очищенных яблок «Петровича» и соленых огурцов. Пить нужно из самых маленьких, крошечных рюмочек, медленно, в обществе одного, самое большее двух настоящих друзей. И обязательно с хлебом. Выпить все, лечь спать, и когда во сне с тебя сойдет похмелье, проснешься умнее, чем когда бы то ни было. Но имейте в виду, длится это недолго. Постоянно быть умнее всех не может никто… И вот вчера взяли мы с Алексой медовой ракии, выпили, и уже под утро я отправился домой проспаться. Заснул, во сне освободился от похмелья, как и следовало, но проснуться никак не мог. Сплю, сплю, во сне разгоняю хлопушками каких-то скакунов, как тут из мрака возникает женская рука и вытаскивает меня из сна. Я в ужасе вскакиваю и спрашиваю:

— Кто ты такая?

— Я — твоя история, — отвечает из темноты женский голос.

— Какая еще история?

— Понятия не имею. Ты меня еще не написал.

Я пытаюсь нащупать выключатель, чтобы зажечь свет, а она говорит:

— Не зажигай!

— Но я хочу тебя увидеть, — отвечаю я и чувствую через темноту, как чудесно пахнет эта рука, которая меня теребит.

— Если ты не видишь меня в темноте, не увидишь и при свете.

— Так что же мне делать?

— Вот уж глупый вопрос! Включай компьютер, а не то я уйду к кому-нибудь другому.

«Тут уж не до шуток», — подумал я, а мои мысли, чистые и быстрые, рванулись в сторону утра, которое уже стучало в окно стеклянными перстнями. Это та самая мудрость, о которой я вам говорил. Похожая на молнию или солнечное молоко. Я включил компьютер и написал историю.

— Расскажи!

— Не могу. Ее больше нет.

— Что, улизнула?

— Напротив. Она великолепно удалась, словно кто-то водил моей рукой. Когда я ее закончил, уже начало светать, но я, усталый и довольный, прилег еще немного вздремнуть, однако вскоре меня разбудило поросячье верещание холодильника, у которого включился мотор. Тут я, полусонный, все еще валяясь в постели, услышал, как в полумраке комнаты кто-то жует. Встал, осмотрелся — никого. Снова лег, и снова кто-то зажевал — кажется, возле стола. Слышно было прекрасно, даже кости на зубах трещали. Разозлившись, я вскочил и зажег свет. И увидел, что компьютер пожирает мою историю…

«Что это ты делаешь?» — спросил я его потрясение, а он ответил: «Писатель, который умнее своих историй, ошибся в выборе профессии».

— Это означает, что рассказ пропал? — спросили в один голос присутствующие.

— Да, его больше нет, — ответил писатель, — вернее, то, что осталось от истории, я назвал «Комнатой., в которой исчезают шаги»…

После этих слов общий интерес резко пошел на убыль. Напрасно читатель пытался объяснить, что, услышав от писателя этот рассказ, он тут же взялся читать ту историю, о которой шла речь, напрасно Лена предлагала гостям виноград, хлеб и ракию — разочарования было уже не рассеять. Обнаружилось, что Яуцин умнее читателя, что в эротическом смысле я опытнее его, а апофеозом стал тот момент, когда мы начали кормить у окна галок, которые прилетели в сад с берега реки. Читателя они совершенно не боялись, оказалось, что они его просто не замечают. Птицы вели себя так, словно его не существует, и он схватил одну из них за лапку. Галка улетела, не почувствовав, что он ее держит. И тогда читатель рухнул в кресло, прямо на Ленину кошку, которая при этом даже не шелохнулась, и начал делиться своими воспоминаниями.

И тут возникло ощущение некоего волшебства. Читатель не только умел складно говорить, его, видимо, переполняли эмоции, которые необходимо было выпустить на волю, чтобы они не разорвали его на части. Напряжение нарастало, мы просили его продолжать, некоторые девушки прослезились, потому что история была о любви, но тут вдруг прямо посреди фразы Павле Борнемиса перебил его, торжественным тоном заявив:

— Да он просто пересказывает нам фильмы! Это вовсе не его воспоминания, а фильм «Касабланка». А то, что он рассказывал прежде, сначала был «Рублев», а потом Бергман, «Фанни и Александр»…

— Довольно лежалый товар для того, кто так хорошо целуется, — заметила я.

На этом вечеринка закончилась. Тем не менее читателя пригласили прийти в следующий раз, а я, провожая его до двери, скромно подумала: «Кто знает, может, самая хорошая пища — это вода, а самое хорошее питье — воздух…» Лучшие, вероятно, отправились к лучшим, а нам и такой-то едва достался.

* * *

Однажды осенним вечером, снова ожидая гостей, Лена смотрела, как на речной берег слетаются галки, тяжелые и пузатые, словно беременные. Когда стемнело, она принялась раскладывать пасьянс и слушать, что говорят ей карты, которые смотрят влево и видят прошлое. Лена, так же как и мы, плохо знала свое вчеpa. Поэтому и гадала о нем. Было уже поздно, и Лена удивлялась, что никого из нас нет. Тут кто-то позвонил в дверь, и появился читатель. Он держал в руках бутылку пива и бумажный стаканчик.