Комиссар принялся потирать покрасневший нос.

– Прочитай сто раз «Отче наш». Быть может, тогда я тебя и прощу, – совершенно серьезно заявила Ханнелоре.

Ван-Ин на всякий случай отодвинулся. Неизвестно, что взбредет в голову этой взбалмошной женщине. Что, если она опять примется за свое?

– Я больше никогда не стану смеяться над лаконосом. Честное слово, – пообещал он. – Расскажи мне, что тебе удалось узнать. Я весь внимание. И не стану тебя перебивать.

Ханнелоре некоторое время молча жевала пахлаву и ничего не отвечала.

– Дело в том, что лаконос растет только в Южном полушарии, – сказала она наконец.

– А «Мадонна»…

– А «Мадонны» там просто по определению быть не может, – убежденно произнесла Ханнелоре.

Ван-Ин в задумчивости взял кусок пахлавы.

– Вопрос: почему именно это фото Крейтенс выкрал из досье, – заметил он.

– Совершенно верно! Это я и хотела с тобой обсудить сегодня вечером…

Ван-Ин нахмурился, стараясь сосредоточиться. Сделать это было не так-то просто. Мысли его путались. Еще бы! Он ведь выпил сегодня целый литр вина.

– Что ты вообще знаешь об этом Крейтенсе? – спросил он.

– Прокурор уже давно подозревает Крейтенса во всяких грязных делах, – прошептала Ханнелоре.

Все это показалось Ван-Ину очень странным. Даже если у прокуроров и появляются какие-то подозрения относительно честности своих коллег, они об этом обычно не распространяются. К чему выносить сор из избы?

– Значит, прокурор поручил тебе следить за этим Крейтенсом? – уточнил комиссар. – Я правильно тебя понял?

Ханнелоре нервно кусала губы. Прокурор настоятельно просил ее держать все это в тайне. А она рассказала обо всем Ван-Ину.

– Не забывай, что служители судебной системы в нашей стране пользуются полной неприкосновенностью, – сказал Ван-Ин. – Они могут сколько угодно осуждать невинных людей и совершать бесчестные поступки, но все равно репутация их останется безукоризненной, и они будут пользоваться всеобщим уважением и почетом.

– Ты преувеличиваешь, – тяжело вздохнув, возразила Ханнелоре. – Это не совсем так.

– Ну хорошо, – согласился Ван-Ин. – Предположим, что судебный следователь Крейтенс – негодяй, коррумпированный до мозга костей. Он подтасовывает дела и утаивает важные улики. Но что лично я могу с этим сделать? Зачем ты мне все это рассказала?

– Я думала, что мы…

– О боже, ты такая наивная! Даже если мы проведем в его квартире обыск и наткнемся на тонны детской порнографии, то все равно не сможем ему ничего предъявить, – отрезал Ван-Ин. – Если человек облечен такой властью, он неприкосновенен, словно Бог. В процессе расследования он сможет делать все, что посчитает нужным. И никто не будет в силах ему помешать.

– Ты прав, Питер, – печально посмотрев на него, согласилась Ханнелоре. – Мы должны реально смотреть на вещи.

Ван-Ин разлил остатки вина по бокалам.

– Надеюсь, сегодня ты переночуешь у меня, – сказал он. Алкоголь, который приятно растекался по его венам, придал ему уверенности и смелости.

Ханнелоре в притворном смущении опустила глаза.

– Если ты разожжешь камин и поставишь «Кармину Бурану», то, может быть, я и соглашусь… – лукаво улыбнулась она.

– У меня в холодильнике осталась бутылка «Кадре Нуар», – многообещающим тоном сообщил комиссар.

– Это то самое вино, которое мы пили в октябре? Кажется, мы закусывали его креветками, – мечтательно глядя на него, напомнила Ханнелоре.

Ван-Ин прикрыл глаза и вспомнил, как в тот чудесный октябрьский вечер Ханнелоре сидела в его спальне, пила обжигающе холодное вино и закусывала его креветками. От креветок шел ароматный пар.

– Да, это был незабываемый вечер, – прошептал Ван-Ин и нежно погладил ее по руке. Как бы он хотел, чтобы все опять повторилось!

Когда на следующее утро комиссар Ван-Ин приехал на работу, там творилось нечто невообразимое. Казалось, разверзся ад. Его коллеги носились по коридорам полиции, словно призраки из второразрядного фильма ужасов. На Ван-Ина, однако, все это не произвело ни малейшего впечатления. И неудивительно. Ведь он всю ночь провел в раю. И теперь, как Данте, он равнодушно взирал на мучения грешников. Ведь муза Ван-Ина, Ханнелоре, ничем не уступала Беатриче.

– Что случилось? Неужто началась третья мировая война? – спросил он пробегавшего мимо инспектора.

Тот с удивлением посмотрел на комиссара, тряхнул головой и, ничего ему не ответив, побежал дальше.

– Похоже, весь мир сошел с ума, – тяжело вздохнув, пробормотал Ван-Ин.

– Здравствуйте, комиссар Ван-Ин, – раздался позади него голос, который Питер узнал бы из тысячи.

Комиссар повернулся и понял, что не ошибся. Перед ним стоял Версавел собственной персоной.

– Привет, Гвидо. Наконец-то я встретил нормального человека в этом сборище безумцев, – проговорил Ван-Ин. – Может, хоть ты объяснишь, что за дерьмо здесь происходит?

В отличие от остальных полицейских Версавел был, по обыкновению, выдержан. Ван-Ин всегда завидовал способности Версавела сохранять спокойствие при любых обстоятельствах.

– Значит, ты ничего не знаешь, комиссар? – удивленно спросил Версавел.

– Нет. А что случилось? – поинтересовался Ван-Ин.

По его лицу Версавел понял, что комиссар действительно ничего не знает.

– Сегодня ночью какой-то сумасшедший террорист взорвал памятник Гвидо Гезелле,[8]– сказал Версавел.

– Ты шутишь? – недоверчиво глядя на Версавела, спросил комиссар.

– Какие уж тут шутки, я говорю абсолютно серьезно, – ответил Версавел.

– Но почему мне никто ничего не сказал?

Ван-Ин забыл, что вчера вечером отключил телефон, чтобы его никто не беспокоил.

– Блейарт никак не мог до тебя дозвониться. У тебя что-то случилось с телефоном. В восемь вечера он послал к тебе домой патрульную машину, – объяснил Версавел.

– Проклятье! – пробормотал Ван-Ин. – Кто сейчас за главного?

Версавел взглянул на часы и покрутил ус.

– Вы, комиссар, – объявил он со скрытым злорадством.

– О, Иисус Гельмут Христос! – воскликнул комиссар. – Только этого не хватало! Такое прекрасное было утро, и на тебе! – добавил он себе под нос.

– Получается, у тебя нет никакой зацепки, – задумчиво проговорил Версавел.