— Слушай, Леха, я тут с Танькой принципиально по душам поговорил, — заговорщицки вещал Вовка. — Я ей такой детектор лжи устроил… Не, она, в натуре, не при делах, не врет, ни с кем не сговаривалась. Ее потом весь день полоскало, пришлось «Скорую» вызывать, чтобы укол поставили…

— А Лехе от этого легче? — резонно вопрошал Антон. — Ему до твоей Таньки как до Парижа, блин… Слушай, Леха, есть нормальный адвокат, Курганов его фамилия. Лев Михайлович Курганов, местный, из Аргабаша, работает по району. Мы с ним уже поговорили, будет тебя отмазывать. Слушай, мы точно знаем, что ты не виноват, но ради святого, Леха, не зарывайся, когда со следаками базарить будешь, добро? Мы же не хотим, чтобы оркестр в твоем доме лабал Шопена, а пацаны угадывали, что лежит в черном ящике? В общем, не ляпни лишнего, только через юриста, усвоил? Пусть собирает доказательства твоей невиновности, они же на поверхности, а всех людей им не купить…

– Да о чем ты? – раздраженно отмахивался Коптелый. – Хоть прорву доказательств собери, а какой с них толк, если судье денег дали? Я узнавал про этого Гаврилова из Аргабашского суда – чмырила тот еще… Блин, Леха, как же тебя отсюда вытащить? Ну ничего дельного в голову не лезет…

Всё это было пустой болтовней — про чудо-адвоката, про торжество справедливости в пределах районного центра. Если уж действительно поставлена задача — показательно распять… Леха смирился. Он очерствел, стал равнодушным. Без Лиды все равно не будет радости на воле. Его подняли ночью, прогнали по пустому коридору, загрузили в мобильный обезьянник. И снова камера — но теперь в соседнем населенном пункте. Злые контролеры, конвоиры с бесцветными глазами любителей легких наркотиков. Одиночная камера — не хотели его подселять к бывалым зэкам. Он отрешился от всего — ел, когда приносили, гулял, когда выводили. Он погружался в себя, мог часами сидеть в одной позе и рассматривать царапину на бетонной стене. Какие-то допросы — словно и не с ним. Он уходил от мира все дальше, смотрел на себя со стороны. Что-то отвечал на вопросы, и мужчины в штатском с бледными лицами задумчиво его разглядывали. Вы не готовы признаться в убийстве, Алексей Дмитриевич? Увы, не готов. В основном по той причине, что никого не убивал. Но вы знаете, кто убил? Нет, простите, их лица были в масках. Я знаю, кто их послал, но, думаю, вам это неинтересно. И вас абсолютно не впечатляет тяжесть собранных следствием неопровержимых улик? Возможно, это был первый и последний раз, когда он засмеялся следователям в лицо. Молчим, господа, молчим, мы знакомы с правилами этикета. А слово «козлы» вырвалось чисто случайно…

Адвокат, которого нашли друзья, оказался жалкой и ничтожной личностью. Ему никто не препятствовал участвовать в процессе, но психологически, похоже, обработали. Сутулый мужчина основательно за сорок, подслеповато щурился, нервно протирал дорогие очки — он долго ходил вокруг да около, бормотал о неких процессуальных нормах. Алексей с трудом сдерживал желание врезать ему по интеллекту. Проблема виновности или невиновности клиента «дорогого» юриста, похоже, не волновала.

— Алексей Дмитриевич, давайте поговорим начистоту, — решился по ходу второй встречи адвокат. — Я прекрасно понимаю, что вы ни в чем не виноваты, но поймите и вы меня. На меня давят. Все доказательства в пользу вашей невиновности судом будут проигнорированы. Вы же знаете про особенности нашего судопроизводства. Они хотят от вас избавиться. Вопрос лишь в суровости наказания. Почему бы вам не пойти на сделку со следствием? Вы все подпишете, получите максимум одиннадцать лет и через шесть выйдете по УДО за хорошее поведе…

— Слушай, ты, «Шапиро», чушкарь гребаный… — рассвирепел Алексей и чуть не схватил ошеломленного адвоката за грудки. — За что тебе деньги платят, урод? Я не виноват, тебе понятно? Я никого не убивал! Повторить по складам? Так что будь добр, отрабатывай. А не отработаешь как положено, будешь жить с оглядкой — а это не очень приятно, уж поверь…

Допросы стали жестче, а на последнем его обработали по полной программе. «Гоблины» местного управления трудились на славу. Яркая лампа светила в лицо, он сидел на табурете, прямой, как шпала, а мучители развлекались. Офицер, ведущий допрос, развалился за столом напротив, прихлебывал чай с ароматом мелиссы.

— Исповедь номер четыре, — скабрезным тоном объявил следователь. Похоже, парни приложились к бутылочке в обеденное время. — Ну, давай, колись, Корчагин, это ты депутата размандачил?

Хихикнул мелкий чин, царящий у Лехи за спиной.

— Я никого не убивал, — устало произнес Леха надоевшую от долгого употребления фразу.

— Да ты чё? — удивился следователь. — Так ты у нас тут типа терпила? А мы тут звери, издеваемся над невиновным, склоняем его оговорить себя, оборотни проклятые?

— Да шли бы вы, — вздохнул Алексей. — Надоели уже…

«Мясник», не попадающий в кадр, врезал по затылку. Клацнули зубы. Хорошо хоть язык не подставил, а то остался бы без языка.

— Выражения выбирай, — посоветовал следователь. — В общем, вот тебе расклад, гусь ты наш репчатый… в смысле, лапчатый. Можешь не признаваться, дело хозяйское. По совокупности собранных доказательств ты по-любому гудишь на зону. Получишь по максимуму — двадцать лет, а то и двадцать пять, поскольку вину не признал, не раскаялся и отказался сотрудничать со следствием. Дали бы вышку, заслужил, но, увы, с вышкой в наше время напряженно. Получишь строгий режим и положняком на зоне жить не будешь, уж поверь. Можешь обрести поменьше — живенько все подписываешь и бежишь спать. И никаких бесед с пристрастием, пыток и тому подобных приятных вещей…

— Я никого не убивал, — перебил Алексей.

— Руки на стол! — гаркнул следователь. Он проигнорировал призыв, но вмешался вертухай за спиной, схватил его за предплечья и выбросил руки на столешницу. Он взвыл от боли — на руку плеснули кипятком из чайника! Кожа покраснела, стала на глазах покрываться волдырями. Он стиснул зубы, терпел.

— Подпишешь? — вкрадчиво осведомился следователь.

Леха молчал.

— Ну, смотри, — пожал плечами мучитель. — Тебя предупредили. Так что извини, теперь ты сам себе злобный Буратино.

Плеснули на вторую руку. Он замычал, не открывая рта. Глаза вываливались из орбит.

— Все еще кипятите? — хохотнул некто, вторгаясь в подвальное помещение и плотно закрывая за собой дверь. И через несколько мгновений над душой у Лехи воцарился новый персонаж, склонился, заглянул в лицо. Капитан Пузыкин из соседнего Аргабаша, заместитель Гаркуна. От него несло убойной смесью — луком, потом, «брутальным» мужским одеколоном.

— Бледный он какой-то, лейтенант, — посетовал Пузыкин. — Расстроен или че?

— Да нет, товарищ капитан, — хохотнул следователь. — Это у него естественный цвет лица.

— Значит, макияж надо нанести. — Пузыкин ударил Леху по лицу, и тот чуть не свалился с табурета. Удар повторился, потом в третий раз, в четвертый. Экзекутор приговаривал: — Это тебе вместо увлажняющего крема, это вместо тонального… Терпи, казак, терпи. Тяжело, как говорится, в учении — легко на гособеспечении…