Странное и неожиданное слово пришло откуда-то извне — или наоборот, из глубины бессознательного. Я сейчас плохо понимала, что оно значит, потому что чувствовала себя живой как никогда, но именно это слово подстегнуло меня, заставило отстраниться, перехватить Феля за руку и увлечь прочь из толпы, к темнеющим вокруг силуэтам пустых зданий. Последние остатки самообладания требовали, чтобы мы хотя бы укрылись от посторонних глаз, не надеясь на более разумное поведение, и я точно знала, что там можно это сделать. В порту не было жилых домов, только склады — разрушенные и уцелевшие — здание управления порта, еще что-то… сейчас я не хотела об этом вспоминать, каждая секунда промедления отзывалась во всем теле без преувеличения болью.

Никогда в жизни не думала, что желание может быть… таким, и никогда ничего не хотела так сильно. Это желание составляло почти всю мою сущность, не оставляя места ничему другому.

Мы взбежали по ступеням и через низкую арку без двери вступили в пахнущий пылью сумрак. Я попыталась сориентироваться в пространстве и понять, куда стоит двигаться дальше, но тут уже Бельфенор оставил роль ведомого, рывком развернул к себе и впился в губы поцелуем, вжимая своим телом в стену. Его руки суматошно, торопливо боролись с моей юбкой, пытаясь нащупать край подола и добраться до тела, я же упрямо теребила ворот его рубахи, никак не желающий поддаваться. Мгновенное просветление позволило сообразить, что там попросту нет пуговиц, и я, чуть не плача от злости и отчаянья, рывком дернула полы вверх, освобождая из-под ремня, и с невероятным наслаждением прижала ладони к гладкой теплой коже. Мужчина издал невнятный хриплый звук — не то застонал, не то выругался — и в этот момент юбка наконец-то поддалась, и я почувствовала его руки на своих бедрах. Фель легко приподнял меня, теснее прижимая к себе, заставляя раскрыться, а я крепко обхватила его ногами за талию и настойчиво потянула рубашку вверх.

На несколько мгновений прервав поцелуй, он сбросил одежду, и та контрастно-белым ярким пятном легла на темный пол, а через мгновение я почувствовала легкое возмущение магического поля — простенький поисковый импульс. Вновь вернувшись к моим губам, Фель отстранился от стены и, слепо шаря по ней рукой, двинулся вбок, одной рукой придерживая меня: видимо, ответ импульса ему помог. А я, одной ладонью держась за мужские плечи, второй торопливо расстегивала собственную блузу, чтобы избавиться и от нее. Это получилось удивительно быстро.

Обо что-то споткнувшись и тихо выругавшись — это что-то покатилось по полу с гулким металлическим грохотом — мужчина наконец нащупал дверь и толкнул ее. Благо, та открывалась в нужную сторону и подалась под моими плечами.

Не знаю, что это за комната — здесь оказалось так же темно и пусто, как и в предыдущей, разве что по ощущениям она была значительно меньше. Еще здесь обнаружилась мебель. Фель усадил меня на стол и, освободив руки, торопливо занялся собственным ремнем…

Процесс интимной близости мужчины и женщины во все времена наделялся чертами более возвышенными, чем совокупление животных. Говорили о духовной близости, о слиянии душ, придумывали десятки поэтичных названий, и особенно старались в этом мои сородичи, всегда воспевавшие красоту природы и всех ее проявлений: «прогулка по звездной дороге», «прикосновение к вечности», «танец жизни», «пробуждение весны». Люди выражались проще, они называли это «заниматься любовью».

А вот в том, что сейчас происходило между нами, не было совсем ничего возвышенного, да и с любовью этот процесс никак не связывался. Гораздо лучше подходило грубое и бесцеремонное слово «трахаться», кажется, калька с орочьего, или какое-то другое обозначение из области совсем уж ненормативной лексики.

Фель двигался во мне глубокими сильными толчками, до боли сжимая ладонями ягодицы, а я впивалась ногтями в его плечи, рвано стонала и не просила — требовала не останавливаться, еще и еще, содрогаясь от прокатывающихся по телу волн наслаждения. До тех пор, пока удовольствие не затопило меня до радужных искр перед глазами, отозвавшись эхом низкого хриплого мужского стона.

На некоторое время мы оба замерли. Я уткнулась лбом в прохладное плечо, обняла его за талию отчего-то ватными ослабевшими руками, и, не переставая, вздрагивала и ежилась — не то от отголосков ощущений, не то от зябкого вечернего воздуха, который буквально только что казался раскаленным. Фель одной рукой упирался в стол, второй — обнимал меня, а его теплое учащенное дыхание щекотало и грело мое ухо.

Потом он мягко отстранился, но вместо того, чтобы одеться и уйти (мысль об этом вяло и как-то очень грустно шевельнулась у меня в голове), принялся, насколько я могла слышать, раздеваться дальше.

— Что ты делаешь? — Я наконец вспомнила, что рот существует не только для поцелуев, но может выполнять другую полезную функцию. Вопрос не слишком умный, но думать сейчас мозг отказывался, в голове царил вязкий плотный туман.

— Раздеваюсь, — предсказуемо отозвался светлый и через мгновение потянул меня к себе, вынуждая слезть со стола. Привлек в объятия, но не просто так: длинные ловкие пальцы без особого труда нашли застежку юбки, и я зябко вздрогнула, оставшись совсем без одежды. — Замерзла? — мягко спросил Фель, обнимая меня обеими руками.

— Немного. Сыро, холодно, — честно призналась я.

— Сейчас я тебя согрею, — с тихим предвкушающим смешком пообещал — или все-таки пригрозил? — он и начал медленно прокладывать дорожку из поцелуев вниз по шее. Не солгал: согрелась я почти сразу.

Во второй раз все произошло иначе. Сладко, медленно, тягуче, до слез остро.

То ли звезды на небе вдруг встали по-особому, то ли стоило благодарить самого Феля — не знаю, но я даже не пыталась что-то вспоминать и с чем-то сравнивать. Просто точно знала, что так хорошо мне не было никогда прежде. Огневик оказался изумительным любовником — страстным как пламя в его крови и чутким настолько, что впору подозревать его в умении читать мысли.

Двух раз тоже показалось мало.

Когда мы наконец насытились и улеглись на полу на юбке, я уже окончательно потеряла счет времени и, кажется, потерялась в пространстве. Эльф самоотверженно вызвался послужить мне не только подушкой, но еще и матрацем, позволив устроиться у себя на груди. Благо, он был существенно выше и шире в плечах, и в таком положении я чувствовала себя достаточно комфортно. Слушая размеренный стук его сердца, я заснула, а вернее — попросту отключилась.

Разбудило меня ощущение холода. Я лежала на боку на полу, холод пытался добраться до костей и проморозить насквозь, а единственной преградой ему служило тепло чужого тела: кто-то большой и почти горячий обнимал меня со спины. Некоторое время пыталась сообразить, что вообще происходит, где я нахожусь и как сюда попала, причем открытые глаза никак не помогли установлению истины. Тусклый рассеянный свет, просачиваясь непонятно откуда, наполнял небольшую комнату. Пахло мускусом, какими-то цветами и чем-то еще непонятно-сладким, похожим на перезрелые фрукты; душный теплый запах, очень знакомый и никак не вяжущийся с ледяным полом под боком.