двух женщин: величественно выплывшей из спальни хозяйки дома, для коей чьё бы то ни было чужое мнение, даже самого короля, законом не являлось и бледной, трясущейся, словно желе на блюде неаккуратного лакея, леди Ольгерды. Русоволосая пышнотелая дама колобком скатилась по лестнице, бухнулась на колени рядом с защитным барьером и заголосила, обхватив голову и время от времени яростно дёргая себя за волосы:

— Дочка, дочка, доченька-а-а-а!!! Да что же такое делается-а-а-а?!!

— А ну, замолкла, — холодно приказала герцогиня Вандербилдт, кончиком домашней туфли толкая леди Ольгерду в бок. — Что же ты о своём родстве раньше молчала, пока девчонка жива была?!

Леди Ольгерда подняла красное, измятое горем и мокрое от слёз лицо, завопила, брызгая слюной и срываясь на пронзительный, режущий уши визг, на который печальным звоном отзывались подвески на хрустальной люстре:

— Да потому и молчала, что знала, как к моей дочери относиться будут! Что каждая тварь, которой повезло родиться в законном браке, будет перед ней нос задирать и благородную из себя корчить! Вот я и молчала, чтобы доченьку мою никто обидеть не смел, чтобы жизнь у неё лучше моей была!

Дэвид, проводящий внимательный осмотр тела погибшей девушки (у бедняжки оказалась сломана шея), негромко вздохнул и покачал головой. Какими бы благими ни были намерения леди Ольгерды, до добра они совершенно точно не довели. Во-первых, девочка погибла, во-вторых, судя по свежим синякам и ссадинам на теле, перед смертью её жестоко избили (а не поэтому ли леди Оливия неслась по лестнице, в прямом смысле слова, сломя голову?). В-третьих, помимо свежих следов, было ещё и много старых, уже бледно-зеленоватых синяков, застарелых шрамов, что вкупе с общей пришибленностью девушки ясно указывает на то, что её избивали и прежде. Дейв нахмурился, поднял голову, встречаясь взглядом с холодным взором герцогини:

— Куда можно отнести тело?

Элеанора с вызовом вскинула голову, отчеканила, ничуть не заботясь о том, что её слова эхом разлетаются по коридору, рядом с ней поскуливает мать погибшей девушки, а наверху сгрудились жаждущие пикантных подробностей гости:

— К Вашему сведению, милорд, мой замок предназначен для живых, а не покойников. Единственное, что я готова сделать — приказать слугам как можно быстрее закопать эту падаль.

Леди Ольгерда дёрнулась, точно её плетью с размаху хлестнули, в покрасневших и припухших от слёз глазах молнией сверкнула лютая воистину звериная злоба, не укрывшаяся от внимания королевского сыщика и самой герцогини Вандербилдт, с ядовитой усмешкой продолжившей:

— А если кто-то с моим решением не согласен, пусть знает, что все приглашённые в мой замок включены в моё завещание. Разумеется, пока все включены. Если кто-то будет вызывать моё неудовольствие, то он лишится наследства, а его доля будет поделена между всеми оставшимися. Что ещё? Ах, да… Доля погибшей будет разделена поровну между всеми остальными гостями. Ещё вопросы есть?

Элеанора была уверена, что больше с ней никто спорить не посмеет, вон, даже леди Ольгерда судорожно вздохнула и принялась лихорадочно вытирать слёзы, негромко лепеча что-то о том, что жизнь продолжается, а дочь, да упокоят её боги, при жизни доставляла слишком много хлопот.

— Вовремя же эта падаль себе шею свернула, — протянул даже не пытающийся скрыть довольную улыбку лорд Дункан и с наслаждением потянулся, плотоядно посматривая в сторону стоящей недалеко от него леди Амалии. — Только кто мне теперь кровать греть будет? Местечко-то опустело.

Леди Амалия положила руку на локоть закипающего, словно котелок на плите, супруга и надменно процедила (получилось ничуть не хуже, чем у самой герцогини):

— Если постель холодная, прикажите слугам принести грелку.

Леди Ольгерда, на долю которой этим утром выпало слишком много потрясений, замедливших её способность понимать, что происходит и о чём говорят, наконец сообразила, что сказал лорд Дункан и громко ахнула, прижимая ладонь к груди:

— Дункан, как ты мог! Она же твоя сестра!

Гости дружно ахнули и подались в стороны от внезапно обретшего родню лорда, не сводя с него, впрочем, горящих любопытством взоров. Это же надо, брат вступал в близкие отношения с родной сестрой! Скандал, форменный скандал! Кровосмешение! А леди Ольгерда-то какова, всё овечкой невинной прикидывалась, а сама двоих детей вне брака прижила! Вот это новости, будет о чём знакомым рассказать, а то и в газетах написать! О, какой прелестный скандал, да ещё где, в самом благородном доме из всех возможных! Родственница, пусть и дальняя, герцогини Вандербилдт оказалась измазана в грязи по уши! Лорд Дункан, который всегда так стремился привлечь к себе внимание, теперь отнюдь не радовался тому, что все таращились на него, словно на неведомую зверюшку. Наоборот, ему страшно хотелось убежать куда-нибудь, уехать, скрыться, спрятаться, чтобы ни одна живая душа его не нашла. Но, нет, уезжать нельзя, иначе придётся всю жизнь бегать да прятаться, ещё и деньги, обещанные этой старой жабой-герцогиней, наверняка потеряешь. Значит, нужно огрызнуться так, чтобы самые завзятые сплетники поостереглись языки распускать. Дункан стиснул кулаки так, что пальцы даже заныли от напряжения и рявкнул, перекрывая возбуждённые шепотки вокруг:

— Да что вы слушаете эту выжившую из ума старую клушу?! Она чокнутая, это все соседи знают, у нас даже бумага соответствующая имеется!

Известие о том, что в старинном замке оказалась самая настоящая (даже справка имеется) сумасшедшая, привело почти всех собравшихся в состояние полнейшей аффектации. Лишь леди Амалия скорбно вздохнула и что-то негромко шепнула мужу на ушко, увлекая его в спальню, да леди Эмили полными слёз глазами посмотрела на мужа, спускающегося вниз после осмотра лестницы. Дейв, которому происходящее всё сильнее напоминало полуразложившийся в сточной канаве труп, невесть зачем украшенный позолотой и лентами, ободряюще кивнул жене, медленно повернулся и обвёл возбуждённо перешёптывающихся гостей тяжёлым взором королевского сыщика, коий прекрасно видит все самые маленькие и грязные секреты души людской. И все собравшиеся как-то вдруг вспомнили, что час ещё очень ранний, вполне можно вернуться в тёплые постели, что в коридоре гуляют сквозняки, от которых тонкие халаты и пеньюары спасают слабо, да и ничего особенного не произошло. Да, жаль бедняжку, которая шею себе свернула, но что поделать, даже лучшие из людей смертны, а леди Оливию лучшей назвать было совершенно точно нельзя. Боги покарали распутницу, предававшуюся разврату с родным братом, грех получил законное воздаяние.

— Думаю, нам всем стоит вернуться в свои комнаты, — с благодушной, хоть и несколько натянутой, улыбкой провозгласил лорд Уолтер и первым направился к себе, прихватив с собой сына и невестку.

За лордом, словно цыплята за наседкой потянулись и остальные, словно бы невзначай сторонясь и как можно дальше обходя