– просто незаметной. Взрослые ее просто не видели. И охранник у дверей библиотеки махнул рукой, приглашая ее войти.

Внутри всегда было холодно, как в соборе. Холоднее всего – в подвальном этаже с многоярусными книжными полками и тускло освещенными читальными залами. Ковры поглощали любые звуки, возникала иллюзия, что в библиотеке, кроме нее, никого нет, пока какой-нибудь старый профессор не начинал таращиться на нее, как на близнецов из «Сияния».

В призраков Марион не верила – ее родители развенчивали любые страхи, спокойно научно объясняя их, и хотя это раздражало, метод был эффективным. Но подвальный этаж библиотеки, казалось, состоял из нескольких слоев. Века оставили на нем отпечаток, чешуйчатая лапа истории хватала за горло. В подвал Марион старалась не соваться.

* * *

Марион долго ждала, что ее жизнь изменится, надеялась и молилась. Но ее жизнь напоминала порванную киноленту. Ей было двенадцать, когда она обнаружила библиотеку. А в четырнадцать Марион, ставшая чуть выше, чуть более одинокой, чуть более озлобленной на мир за свое одиночество, однажды спряталась в библиотеке от сентябрьской грозы. Гроза еще не началась, но она чувствовала ее приближение – от тротуара шел пар, пахло свежим перегноем.

Когда Марион вошла, охранника на месте не оказалось. За библиотекарской стойкой тоже никого не было. Она давно сюда не приходила. Книги всегда казались лекарством от одиночества, но в последнее время она задумалась, не являются ли они его причиной. Она перешла в девятый класс, и одноклассницы сразу дали ей понять, что она чужая. Они делились друг с другом блеском для губ, историями о том, кто добрался до «третьей базы», и затасканной книжечкой «Моя милая Одрина», которую Марион давно уже прочитала. Никто не был с ней груб, но и блеском для губ тоже никто не делился.[5]

Одевалась она хорошо – мать за этим следила. И уродиной не была. У нее был приятный голос, от нее хорошо пахло, и вокруг было много куда более странных ребят – и даже у них были друзья. Почему же она всегда одна? Почему?

Она бежала по главной лестнице, спотыкаясь в высоких кедах, когда увидела птицу. Точнее, почувствовала: пулю с крыльями, пронесшуюся мимо ее плеча так близко, что волосы взметнулись. Птица села на верхнюю ступеньку лестницы, взглянула на нее. Красный кардинал – яркий, странный, как гость из другого мира.

Марион вытерла мокрые от слез глаза.

– Привет, – поздоровалась она.

Птица вспорхнула и улетела. Марион пошла за ней и спустилась по лестнице, надеясь, что птица вылетит через входную дверь, но та свернула налево, обогнула лепной бордюр с рисунком из виноградных листьев и влетела в дверной проем, ведущий в подвал.

Марион замерла. Всего лишь глупая птица. Можно притвориться, что она ее не видела. Потом она поняла, что притворяться не перед кем, разве что перед собой, и показалась себе такой жалкой, что шагнула за птицей в темноту.

Впрочем, тут было не совсем темно. Свет на лестнице был тусклый и зеленоватый, Марион видела, куда идет. Она сунула руки в карманы, нащупала мягкий комок старых бумажных салфеток, крошки от печенья и пошла искать птицу.

Та порхала наверху, словно красуясь перед ней. Марион недовольно шла за птицей через разделы средневековой военной истории, эпической поэзии, подразделы и подкатегории, занимавшие лишь малую часть полок и обозначенные на карточках неразборчивыми надписями карандашом. Вот она, маленькая хулиганка, небось гадит на какое-нибудь ценное издание… но нет, улетела. Красные перья мелькнули под мраморной аркой, и Марион поспешила следом, глядя наверх. Птицы нигде не было. Вновь опустив взгляд, Марион ахнула.

Но не закричала. И биение сердца тут же замедлилось, а потрясение сменилось любопытством. Позже она думала, почему смогла так быстро восстановить душевное равновесие. Было это признаком самообладания или зла, она так и не поняла.

В центре зала стоял стол из темного дерева, инкрустированного орнаментом из фруктов более светлого оттенка. За столом на единственном стуле сидела незнакомая женщина лет сорока. Ее короткая стрижка «горшком» недавно снова вошла в моду. Навалившись на стол, она почти касалась его лбом. С порога Марион видела ее, видела, как тускло блестит ее остекленевший правый глаз.

В библиотеке можно было умереть и пролежать много дней, прежде чем кто-нибудь тебя хватится. Но эта женщина умерла совсем недавно. Во-первых, от нее ничем не пахло. Точнее, пахло, но как от живой. Слабым запахом кофе, кокосовым шампунем, приторной сладостью ароматизированных сигар. Марион наклонилась над трупом, и шелковистые волосы женщины под ее дыханием упали на лицо. Казалось, она сейчас поднимет голову.

Ее черничная помада выглядела такой свежей, что Марион представила, как женщина стоит перед антикварным зеркалом в библиотеке и красит губы, глядя на свое подрагивающее отражение. В зеркале она, хоть и живая, уже казалась призраком. Тело еще не успело остыть, и чай в термосе все еще был горячим. Марион глотнула его и ощутила косметический привкус помады.

Под правой рукой женщины лежала книга. «Хаулетт-Хаус: история». Хаулетт-Хаус – так раньше называлось здание, где теперь находилась библиотека. Собственно, она и носила имя «Библиотека Хаулетт-Хаус». Марион нахмурилась; как-то даже обидно умереть с такой непримечательной книгой в руках. Но потом прочла текст на открытой странице и заметила, что в левой руке женщины – той, что под столом, – была еще одна книга. Книга и рука покоились во вместительной черной сумке, лежавшей на коленях у женщины. Она словно пыталась спрятать книгу от учителя, как нерадивая ученица.

Книга, которую прячут, безусловно, стоит того, чтобы вытащить ее из стынущих пальцев, особенно если обложка блеклая, без надписей, покоробившаяся от времени и такая старая, что вполне могла быть личным дневником.

Где-то рядом в подвале Марион услышала голоса. Не испуганные, но торопливые и многочисленные. Так Марион поняла, что не первой обнаружила тело.

Она поспешно выпрямилась. Сунула в рюкзак книгу по истории Хаулетт-Хауса и блокнот с белой обложкой. В сумке покойницы блеснул золотистый тюбик губной помады. Марион прихватила и его.

А потом тихонько выскользнула из зала. Кружным путем дошла до лестницы, поглядывая между стеллажей. Мимо пробежали два библиотекаря и врачи «скорой помощи» в форме. Когда они скрылись из виду, она бесшумно стала подниматься.

Снаружи на окна давила так и не начавшаяся гроза – тревожно-угрюмая, заряженная электричеством. Но в душе Марион больше не бушевала буря. Смерть затмила собой все остальное, все поглотила, заставила забыть все тревоги и успокоиться.

Марион села в своем уголке и стала читать главу, которую читала покойница перед смертью. В ней рассказывалась краткая биография человека, некогда жившего в здании библиотеки –