Вспомнив эту сцену, Ричард улыбнулся и кивнул.

— Чего ты киваешь, сынок? С чем соглашаешься?

— Ни с чем и… со всем.

— Хорошо. Соглашаться — это правильно, — сказал отец и усмехнулся.

— Так, когда ты решил покинуть Багдад? — спросил, глубоко вздохнув, Ричард.

— Сегодня… Поздно… После захода луны…

Значит, они пойдут пешком. В такой поздний час поезда не ходят.

— Куда?

— Что «куда», сынок?

— Куда мы отправимся, папа?

— На юг.

На юг! Не на запад, в Европу, а на юг! Он почувствовал, как от злости напряглись мышцы. А потом подумал о Макси, этом бешеном, и понял, как они проведут последнюю ночь в старом Багдаде.

Посередине внутреннего дворика находился древний колодец. Ворота были сделаны из крепких металлических прутьев с заостренными концами, но для юных Хордунов они не являлись препятствием.

Братья перелезли через ворота и прижались спинами к стене, куда не падал лунный свет. Ричард скорее чувствовал, нежели видел Макси рядом с собой, а потом тот исчез. Он протянул руку в темноту, пытаясь нащупать брата, но Макси уже не было. Шли минуты. Из дома доносились звуки повседневной жизни, остро и пряно пахло гороховым супом. Вскоре Макси вернулся — так же бесшумно, как и ушел.

— Все верно, это дом учителя, братец.

— Ты знаешь…

— Вон там он спит со своим новым мальчиком. — Макси указал на древнюю каменную арку.

— Откуда тебе…

— Мы пришли сюда, чтобы задавать вопросы или попрощаться с ненавидящим евреев содомитом?

— Идем.

Они стали красться вдоль стены дома. Залаяла, а потом замолчала собака. К колодцу подошли женщины с глиняными горшками и большим глиняным ведром. Мальчики прошли под аркой и, повернув за угол, юркнули по узкому проходу в другой внутренний двор. На противоположной его стороне виднелись истертые от времени каменные ступени. Они шагнули вперед и замерли. По двору кто-то шел. Братья стояли, не шевелясь и затаив дыхание. А потом в пятне лунного света появился павлин.

Ричард не сразу осознал, какая опасность им грозит, но Макси метнулся вперед и схватил крикливую птицу за шею. Вместо обычного визгливого вопля, который наверняка всполошил бы всех обитателей дома, из клюва павлина вырвалось какое-то сдавленное икание. Несколько мгновений Макси стоял посередине двора, залитый лунным светом, и крепко держал за шею большую, отчаянно бьющуюся птицу.

Затем он поднял павлина и дважды крутанул над головой. Шея птицы хрустнула, и ее тело обмякло. Макси вырвал из хвоста павлина два больших пера и швырнул его через стену. Затем направился к каменным ступеням.

Поднявшись по лестнице, мальчики оказались перед входом в узкий коридор, в конце которого виднелась тяжелая дверь. Ричард решил, что за ней должна находиться спальня. Кругом царила кладбищенская тишина. Здесь никто не готовил пищу, не занимался уборкой. Эта часть дома принадлежала лишь мужчине и его мальчику.

Макси пинком ноги распахнул тяжелую дверь.

Растопырив подобно морской звезде конечности, мальчик лежал вниз лицом. Его руки и ноги были привязаны кожаными веревками к четырем стойкам кровати. Учитель, который во время уроков называл Макси не иначе как «недоразвитой свиньей», сидел на корточках над испуганным ребенком, штанишки которого были спущены до колен.

Учитель обернулся и близоруким взглядом посмотрел на открывшуюся дверь. Его очки с толстыми стеклами лежали на тумбочке. Макси бросился вперед и, схватив мужчину за волосы, швырнул его на пол, а Ричард запихнул ему в рот край простыни, чтобы мерзавец не закричал. Затем принялся связывать ему руки за спиной, а Макси неторопливо подошел к тумбочке, взял с нее очки и вернулся к учителю. Наклонившись, он нацепил очки ему на нос.

— Хотите поглядеть на нас, учитель? Посмотрите, что братья Хордун сейчас сделают с вами.

Ричард перерезал веревки и освободил мальчика.

— Уходи и старайся не шуметь, — прошептал он.

Мальчик кивнул, сгреб свою одежду и выбежал из комнаты.

После того как он ушел, Ричард и Макси подняли учителя на ноги и препроводили в ванную. Дыра туалета, расположенная между двумя возвышениями для ног, была достаточно широкой для того, чтобы в нее пролезла голова взрослого мужчины. Голова учителя.

Мальчики подняли извивающегося учителя в воздух и поднесли к зловонному отверстию. Макси всунул перья павлина между пальцами его ног.

— Держи крепче! — велел он.

Ричард посмотрел на брата.

— Откуда ты узнал, где находится его комната? — спросил он, и тут же ответ созрел в его мозгу. Он все понял.

— Все равно он отымел бы либо тебя, либо меня, — равнодушно пожал плечами Макси. — Я решил: пусть это буду я.

Ричард, молча, кивнул. Братья Хордуны дружно перевернули учителя, сунули его головой в дыру сортира, да так и оставили. Возможно, Бог спасет его. Возможно, нет.

Через несколько часов семейство Хордунов тайком покинуло город, который восемь поколений их предков называли своим домом. С собой они взяли только то, что могли унести.

Через семнадцать недель изнурительного путешествия, измученные и покрытые пылью, они окунулись в нищету и убожество Калькутты.

В тот день Ричард сделал первую запись в дневнике, который потом будет вести в течение всей жизни:

«Как описать Калькутту? Мечта посередине кошмара, песня, не имеющая конца, торжество темноты и теней в то время, когда солнце поджаривает землю. Потом начинаются дожди. И везде — дворцы. Древние, обветшалые дворцы, медленно, но неумолимо падающие в реку».

Ричард думал об этой самой первой записи в дневнике, которую он сделал в возрасте пятнадцати лет. Он шел по палубе, а Белые Птицы на Воде летели вверх по течению могучей Янцзы, чтобы навсегда изменить ход китайской истории.

Никогда еще ни одна нация не осмеливалась входить в русло Янцзы такими силами, как это сделали британцы в прошлом месяце 1841 года. Но хотя англичане практически не встретили сопротивления, сама Янцзы оказалась опасным противником. Английская армада насчитывала семьдесят пять судов. Одиннадцать из них были боевыми парусными кораблями — от столь же огромных, как флагманский «Корнуоллис», до небольших десятипушечных бригов. Помимо них в состав армады входили четыре сторожевых корабля, десять пароходов, две промерных шхуны и сорок восемь транспортных судов.

Величественная река, хотя ее ширина в некоторых местах достигала десяти миль, редко имела судоходный фарватер достаточной ширины, а Нанкин располагался в двухстах милях вверх по течению. Мелкосидящие пароходы ушли вперед и попытались обозначить фарватер буями, но задача эта оказалась куда сложнее, чем ожидалось. Несколько кораблей сели на мель и были вынуждены ждать прилива, чтобы вырваться из плена. Некоторые большие корабли пришлось тащить пароходами. Армада рассыпалась на части и невольно рассредоточилась на территории более чем в тридцать миль. Корабли находились в шести днях плавания друг от друга. Самую большую проблему представляли флагманский корабль «Корнуоллис» и отвратительная старая калоша под названием «Белайл».