— И как скоро меня ждет его императорское высочество?

— Ну, точных сроков исполнения своего распоряжения он нам не поставил, — отозвался лейтенант, — но думаю, чем раньше вы его посетите, тем будет лучше. И для вас тоже, — усмехнулся он, явно намекая на зажегшийся в глазах штабс-ротмистра интерес.

Канареев несколько мгновений буравил молодого человека напряженным взглядом, а затем снова рассмеялся:

— Да уж, вы правы. Если я явлюсь завтра с утра, это будет удобно?

— Да, только приходите не ранее десяти. Завтра до десяти у его императорского высочества еженедельный врачебный осмотр. — Лейтенант поднялся. — По прибытии попросите вызвать лейтенанта Нессельроде, и я вас провожу к его высочеству.

Оставшееся время до вечера и почти половину ночи Канареев потратил на то, чтобы собрать сведения о великом князе. Узнал он не слишком много — уж больно фигура была высокопоставленная, и пристальное внимание к ней могло выйти боком. В дела подобных господ нос совать чревато. Но кое-что выяснить удалось. Однако ничего из того, что штабс-ротмистр сумел разнюхать, так и не дало ответа на вопрос, за каким чертом его императорскому высочеству понадобился жандармский офицер. Великий князь был типичным представителем царствующего семейства. Достаточно молодой человек с приличным образованием, боевой офицер, как, впрочем, и все Романовы, понюхал и пороху во время русско-турецкой войны, и соленых брызг в дальних океанских походах, бывал и в Америке, и в Китае. Светский лев… ну да еще бы, с таким-то происхождением! Транжира… опять же вполне объяснимо! Известный дамский угодник… ну а как иначе-то? Все ж таки родной брат государя — да такому дамы сами на шею вешаются. Но не пропащий, не картежник… На кой черт ему строптивый жандарм?

Так что следующим утром штабс-ротмистр Канареев в отутюженном мундире спрыгнул с пролетки около особняка, занимаемого великим князем и генерал-адмиралом Российского флота, по-прежнему теряясь в догадках относительно того, зачем он нужен столь высокопоставленной особе.

Лейтенант Нессельроде уже его ждал.

— Идемте, — нетерпеливо произнес он после короткого приветствия. — Врачи закончили, и его высочество вас ждет.

— Ждет?

— Да, — кивнул лейтенант, — я доложил ему о вас еще вчера. А сегодня, буквально пару минут назад, он вызвал меня и велел встретить вас и немедля проводить к нему.

— Вот как? — удивился штабс-ротмистр, и у него засосало под ложечкой. С чего бы это великому князю испытывать такое нетерпение в ожидании жандармского офицера? Ох не к добру сие, не к добру…

Великий князь встретил Канареева в небольшом кабинете — стоял у окна, опираясь на трость, и смотрел на улицу. Штабс-ротмистр вытянулся и с порога бодро отрапортовал. Его императорское высочество молча выслушал рапорт и расслабленно махнул рукой, указывая на кресло у большого двухтумбового стола. Канареев, отчеканив четыре шага, сел, сохраняя прямую спину. В кабинете установилась настороженная тишина.

— Вероятно, гадаете, почему лейтенант встретил вас при входе? — Голос великого князя оказался глухим и сиплым. Впрочем, возможно, это были последствия болезни. О том, что его визави слег после неудачного падения с лошади, штабс-ротмистру было известно давно. В середине мая это происшествие несколько дней составляло содержание первых полос большинства столичных газет. Да и сейчас время от времени появлялись сообщения о том, что его императорское высочество все никак не выздоровеет.

— Никак нет-с, — вскинулся Канареев, — я…

— Гадаете, — оборвал его великий князь, — а ответ прост. Я увидел вас из окна и решил не мурыжить в приемной.

«Мурыжить…» Штабс-ротмистр автоматически засек незнакомое слово, но счел за лучшее промолчать. Если его императорскому высочеству захотелось объяснить вышеприведенный факт, значит, так тому и быть. У Канареева никаких возражений нет и быть не может. Да и если бы были, он еще не сошел с ума, чтобы их озвучивать…

Между тем великий князь прошелся по кабинету, развернулся и, окинув напряженно замершего жандармского штабс-ротмистра спокойным и даже каким-то неуловимо насмешливым взглядом, сообщил:

— Вот доктора советуют ходить, утверждают, что после столь долгого неподвижного лежания мышцы нуждаются в упражнениях. — И совершенно без перехода, тем же тоном, каким, говорил о рекомендациях врачей, попросил… а вернее, приказал: — Расскажите о себе, ротмистр.

— Конечно, ваше императорское высочество! — мгновенно отозвался Канареев, вскакивая на ноги.

— Сидите, — махнул рукой великий князь.

— Как пожелаете! Я родился пятнадцатого сентября одна тысяча восемьсот…

— Интересно, — задумчиво пробормотал его императорское высочество спустя несколько минут после того, как штабс-ротмистр закончил свой рассказ. — У вас в отдельном корпусе жандармов все такие?

— Какие-с?

— Ну, умеют наговорить много слов, ничего не сказав по существу, — усмехнулся великий князь. — Я считал, что подобным даром обладают дипломаты и придворные. Да вы, оказывается, полны неоткрытых талантов, Викентий Зиновьевич.

Штабс-ротмистр едва не вздрогнул. Вот как, великий князь запомнил его имя… «Интересно, что еще он знает обо мне?»

— Многое, — отозвался его императорское высочество.

И на этот раз жандарм действительно вздрогнул — не удержался. А вы бы удержались, услышав ответ на вопрос, заданный лишь в собственной голове?

— Но главного я пока не знаю, — продолжил великий князь. — А именно — подходите ли вы мне. — И он воткнул в штабс-ротмистра испытующий взгляд.

Канареев молча встретил его и в свою очередь дерзко уставился в лицо представителю императорской фамилии. Несколько минут они бодались взглядами, не уступая друг другу, что со стороны жандарма являлось откровенным вызовом, а затем штабс-ротмистр отвел свой. Но именно отвел, а не сдался… И похоже, великий князь понял это. И оценил. Потому что усмехнулся, после чего, постукивая палочкой, подошел к креслу, стоящему за столом, и уселся — впервые со времени начала беседы.

— Расскажите мне о себе, ротмистр, только по-настоящему. Я хочу знать, что вы за человек. Что вас волнует, что нет, о чем вы мечтаете, что ненавидите, а к чему равнодушны. Я понимаю, что для вас это сродни… канкану.[6]Но все же рискните. Мне надобно понять, насколько вы мне подходите.

— Для чего? — напряженно спросил штабс-ротмистр.

— Для моих целей, — довольно жестко сказал великий князь. — Кстати, о ваших разногласиях с Григорием Порфирьевичем Судейкиным можете не упоминать. Он мне сам поведал о них не далее как вчера вечером. Кстати, он намерен подать прошение об увольнении вас со службы.