Катарине показалось, что она ослышалась.

– Ты сказала – брак, свадьба?

– Именно.

– Из нас двоих кто-то сошел с ума. Ты только потеряла супруга, а уже говоришь о свадьбе? Если это шутка, то она неудачная.

– Это правда, – Ирина слезла с подоконника. – В скором времени я стану женой очень влиятельного человека. Мы любим друг друга и проживем с ним долгую и счастливую жизнь.

Катарину осенило.

– Так вот, значит, в чем дело. Ты встретила обеспеченного мужчину и собиралась развестись с Павлом?

– Не совсем так.

– А он не давал развод, я права? И тогда ты…

– Замолчи! Не смей так говорить!

– Но этот вывод напрашивается сам собой.

– Мы с Павлом должны были развестись по обоюдному согласию. Две недели назад мы подали документы на развод.

Катка прислонилась к стене. Вспомнились слова Варвары Тарасовны касательно двух квартир и коварства Ирины. А что, если Нижегородская была права? Вдруг Ирина заранее спланировала все таким образом, чтобы в результате остаться и при квартирах – которые, как известно, никогда не лишние – и при богатом супруге?

– Хватит меня гипнотизировать, – Ира топнула ногой. – Не анализируй, я не убивала Павла! Его смерть – случайное совпадение.

– Совпадение? Не очень подходящее слово.

– Называй как хочешь, но моя совесть чиста. У нас с Пашей был фиктивный брак. Фиктивный! Никто, кроме нас двоих, не знал, что наши отношения продлятся не более полугода. Все было оговорено. Это было необходимо.

– Для чего?

– Чтобы я смогла выйти замуж за любимого человека.

– Не понимаю. Выражайся яснее.

– Павел мой второй супруг.

– И?

– А счастье я должна обрести с третьим мужем.

Копейкина сползла вниз по стене.

– Либо ты держишь меня за идиотку, либо я действительно не въезжаю в ситуацию. Может, расскажешь поподробней.

Ира заметалась по комнатке.

– А тебе так интересно услышать историю бывшей ночной бабочки, выбившейся в люди?

– Кто ночная бабочка?

– Она перед тобой.

– Ты?

– Представь себе. Мне сорок два года, Катарина, а я уже столько повидала на своем веку. О!.. Можно смело садиться за мемуары. Севка в шутку называет меня… – Ирина умолкла.

– Какой Севка? – Ката резко встала.

– Ну Севка, – Ира обкусывала губки, – муж Елены. Всеволод Князев. Понимаешь… он… он мой младший брат. Только не вздумай никому проговориться. В этом, конечно же, нет тайны, но я просто не хочу подставлять Севку. Мы не признались сразу, а теперь вроде как глупо распространяться о семейном родстве.

– Час от часу не легче. Всеволод твой брат и зять Варвары.

– При чем здесь Варвара, почему ты постоянно о ней вспоминаешь? Меня это бесит.

– Прости. Все так неожиданно. Ира, объясни, наконец, что за тайны мадридского двора?

– Не знаю, какие силы меня удерживают, дабы не выставить тебя за дверь, но ей-богу, они меня удерживают. Наверное, это оттого, что я вижу в тебе именно того человека, с которым могла бы подружиться. Ты ведь умеешь дружить, Катарина?

– Думаю, да.

– Завидую. Сразу заметно, ты выросла в достатке, ни в чем не нуждалась, не ревела белугой по ночам и не звала во сне родителей. А мы с Севкой были лишены родительской любви, у нас ее попросту не было. Мы детдомовцы. Хотя попали туда уже будучи достаточно взрослыми ребятишками.

* * *

В детском доме Ирина оказалась, когда ей едва исполнилось двенадцать лет, Всеволоду было семь. Вопреки ожиданиям, брата с сестрой разбросали по разным учреждениям, посему они были лишены возможности видеть друг друга.

Жизнь в детдоме Ирина возненавидела с первого дня пребывания в стенах мрачного здания. Ей, домашней девочке, привыкшей, что все и всегда потакают малейшей ее прихоти, приходилось ох как несладко. И порой девочка доходила до такого отчаянья, что в голове проскальзывали шальные мысли касательно добровольного ухода из жизни. Невыносимо было смириться с тем, что красивая сказка закончилась в одночасье и теперь настали поистине тяжелые, трудные времена. Ирина старалась держаться, она изо всех сил пыталась выжить, не озлобившись на весь белый свет, но с каждым днем надежда на светлое будущее постепенно таяла, уступая место пустоте. Пугающей, мрачной пустоте.

Неизвестно почему, но отношения с ровесниками у Ирины не заладились. Девочку постоянно дразнили, обзывали и вообще старались превратить ее существование в детском доме в ад.

Однажды, после того как Ирине устроили темную, бойкая Лизка Пузырева, имеющая некий авторитет среди подростков, вызвала Иру на серьезный разговор.

– Короче, слушай меня и не вздумай ослушаться. Если будешь продолжать строить из себя принцессу, ходить тебе каждый день в синяках.

Ира всхлипнула.

– Какую принцессу? Я ничего не строю, я только хочу, чтобы вы от меня отстали.

– Мы? А разве я тебя хоть раз пальцем тронула?

– Сама не трогала, но я знаю, что позавчера ты подговорила девчонок, и они устроили мне темную.

Лиза поудобнее уселась на широком подоконнике.

– Выпендриваться надо меньше.

– Я не выпендриваюсь.

– Ага, это ты так считаешь, а со стороны на тебя смотреть противно. Ходишь вся из себя такая-рассякая.

– Не смотри, – буркнула Ира и испугалась. Если Лизка сделается ее врагом, ей точно не жить.

Стараясь говорить как можно спокойней, Ирина отвернулась к окну.

– Ты давно живешь в детском доме? – спросила она, глядя на падающие снежинки.

– Давно, – нехотя ответила Лиза.

– Сколько? Лет пять? Шесть? Восемь?

– Четырнадцать! От меня отказалась мать. Отказалась еще до того, как я появилась на свет. Она меня ненавидела и жаждала поскорее избавиться.

– Откуда ты знаешь, кто рассказывал?

– Ну и дура ты. Я, по-твоему, идиотка или даун? Сама прекрасно знаю, что была мамаше поперек горла. Иначе не очутилась бы в доме малютки.

Ирина грустно вздохнула.

– Не повезло тебе.

– Не надо меня жалеть! – озлобилась Лизавета.

– А у меня было все. Красивая одежда, дорогие игрушки, вкусная еда. Даже нянька с нами жила.

– Нянька?

– Представь себе.

– И что она делала, – прыснула Лиза, – сопли тебе вытирала? Ты такая дылда, неужели не могла обойтись без няньки!

– Ты не понимаешь.