— Я думал, это мне приснилось, — мрачно признался Генри. — Ричард, ты знаешь законы. Нельзя ли оспорить то, что сделал Хью? Неужели ты хочешь, чтобы наша племянница покинула Фрайарсгейт и была насильно выдана замуж за чужака?

— Пока о замужестве речи не идет, — возразил священник.

— Но когда-нибудь они захватят ее наследство, — почти простонал Генри, отодвигая корку.

— Это ты пытался его захватить, — спокойно возразил Ричард. — После смерти Гая и Филиппы ты делал все, чтобы сохранить власть над наследством, принадлежавшим Розамунде. Сначала выдал ее за своего сына. Потом за Хью Кэбота. Теперь пытался вынудить ее обручиться со вторым сыном, пятилетним ребенком. Тебе безразлична Розамунда.

Важно только то, чем она владеет. Хью был прав, когда решил отослать ее. Пусть она повидает мир, встретится с людьми могущественными и богатыми. Наша племянница — необыкновенная девушка, Генри. Может, ей повезет влюбиться в того человека, которого выберут в мужья. Или она обзаведется влиятельными друзьями, что пойдет на пользу семье. Надеюсь, что она вернется сюда по-прежнему молодой и счастливой. Но кто бы ни стал ее мужем, уверен, что ей будет с ним куда лучше, чем в твоих лапах. А теперь поезжай в Оттерли и занимайся своими делами. Тебе нужно кормить троих сыновей и трех дочерей. Может, ты будешь рад узнать, что сестра Джулия здорова и процветает в своем монастыре.

В желудке Генри все перевернулось. Тошнота подкатила к горлу.

— Джулия, — пробормотал он, — получила приданое, когда поступила в монастырь Святой Маргариты.

— Твоя старшая дочь примет постриг через несколько лет, братец. Я ожидаю, что к тому времени ты внесешь кругленькую сумму в благодарность за уход и обучение. Тех денег, что ты дал ей тогда, едва хватало на ее содержание.

Монастырь Святой Маргариты небогат. Она же — достойная христианка и хорошая девушка.

— Она родилась уродиной, — презрительно фыркнул Генри. — Девочки Мейвис — настоящие красавицы, и им нужно приданое.

— Которое ты, вне всякого сомнения, собирался выкачать из Фрайарсгейта, — сухо заметил Ричард. — Земли Оттерли богаты и плодородны, хоть их и немного. Ты же не один год подряд беззастенчиво забирал отсюда скот, так что твои стада сейчас, должно быть, огромны. Добейся лучших доходов, и твои девочки получат приданое, которое заслуживают. Они еще дети, а ты всегда был трудолюбив. Ты же Болтон, Генри. Где твоя гордость? Похоже, ты растерял ее, пытаясь завладеть тем, что тебе не принадлежит.

— Должно быть, священнический сан заставил тебя забыть свое происхождение, бастард?! — прорычал Генри.

— Наш отец пролил семя в лоно своей любовницы. Это правда, Генри, но наш Отец небесный сделал меня равным любому человеку. Я также желал бы напомнить тебе, что и твой отец, и твоя мать любили всех сыновей, законных и незаконных, — парировал священник.

— Ты, наверное, хочешь пораньше отправиться в Оттерли, — вмешался Эдмунд. — Приказать кухарке завернуть вам в дорогу хлеба и мяса? А вот и твой сын…

— Я голоден! — громко объявил Генри-младший, поднимаясь к высокому столу, — Моя мать всегда дает мне по утрам овсянку со сливками.

— Твоей матери здесь нет! — рявкнул отец. — Мы уезжаем.

— Но я голоден, — повторил малыш.

— Тогда садись и доедай то, что мне в глотку не лезет!

Он схватил сына за шиворот и почти швырнул на скамью. Генри-младший опустил ложку в кашу, стоявшую перед отцом.

— Она холодная, — проныл он.

— Тогда не ешь! — заревел Генри.

— Но я голоден!

— Принесите мастеру Генри горячей овсянки, — приказала Розамунда, входя в зал. — Дядя, выпей вина. Голова сразу пройдет. Отец Ричард, спасибо за утреннюю службу. Так приятно снова слышать мессу в нашей маленькой церкви.

— Не хочешь ли, чтобы я послал тебе священника, племянница? — спросил тот. — В нашем аббатстве есть один юноша, который прекрасно тебе подойдет. В таком поместье, как Фрайарсгейт, без священника нельзя. Небольшое вознаграждение, стол и крыша над головой вполне удовлетворят отца Мату.

— Мата? — с подозрением переспросил Генри. — Это шотландское имя.

— Верно, — согласился Ричард.

— Шотландец во Фрайарсгейте? Да ты с ума сошел! — завопил Генри. — Неужели не знаешь, что шотландцам доверять нельзя?

— Он священник, Генри, — последовал спокойный ответ.

— Священник или не священник, но и у него найдется родня или члены его клана, готовые украсть наших овец и скот! Я не позволю, Ричард!

— Мата — сын шотландской рабыни и английского солдата, — пояснил Ричард. — Он вырос в аббатстве и ничего не знает о кланах. Его мать умерла родами. Он такой же англичанин, как мы с тобой. Перед смертью мать попросила, чтобы его назвали шотландским именем Мата, вместо английского Мэтью, чтобы он помнил о своем наследии.

Мата — скромный молодой человек и станет верно служить Фрайарсгейту.

— Кроме того, дядя, решения здесь принимаешь не ты, — объявила Розамунда. — Эдмунд, что ты думаешь?

— Было бы неплохо, если бы у нас снова появился священник. Нужно обвенчать несколько пар и окрестить немало детишек.

— Но шотландец! — снова воскликнул Генри. Эдмунд пронзил родственника свирепым взглядом.

— Ричард говорит, что этот священник подойдет для Фрайарсгейта. Когда это наш брат был неверен Болтонам?

— Я с радостью встречу отца Мату, — спокойно вставила Розамунда.

— Он скоро прибудет, племянница, — с улыбкой пообещал Ричард.

— У меня много работы, дядя, — обратилась девушка к Генри. — Нужно выдать зерно на посев, и я должна за всем присмотреть. Желаю тебе благополучной поездки. Передай привет своей доброй жене и моим маленьким кузенам. И ты прощай, мальчик. Будь здоров.

Она кивнула родственникам и поспешно ушла.

— Хорошо, что мне больше не надо на ней жениться, — пробормотал Генри-младший с полным ртом, продолжая жадно пожирать овсянку.

— Заткнись, недоумок! — бешено взорвался отец, судорожно сжимая в руках чашу с вином. Вопреки обещаниям Розамунды лучше ему не стало.

Оуэн Мередит немало удивился, узнав, что, хотя его молодая хозяйка не очень образованна, по меркам двора, все же обладает немалыми знаниями. Про себя он думал, что она нигде, кроме Фрайарсгейта, не будет поистине счастлива. Розамунда Болтон казалась неотъемлемой частью поместья. Несмотря на молодость, ее уважали и работники, и арендаторы. Этому немало способствовали ее дядя Эдмунд Болтон и покойный муж, Хью Кэбот. С отъездом Генри это стало особенно заметно. Отныне все делалось лишь во имя Розамунды, что укрепляло ее позицию хозяйки Фрайарсгейта.

С самой весны Оуэн зачарованно наблюдал, как тщательно она вникает в каждую мелочь. Фрайарсгейт был настоящим натуральным хозяйством, где выращивалось несколько сортов зерна, овощей и фруктов. Именно Розамунда решала, какие поля засеять, а какие оставить под паром, когда обрезать плодовые деревья, каких коров и лошадей продать, каких оставить на молоко и мясо, а каких и обменять. По предложению Хью Розамунда стала выращивать лошадей. Но самым большим источником дохода были овцы, ибо шерсть Фрайарсгейта высоко ценилась.